Брат Фома объяснил, как ехать через мост, короткой дорогой, и по моим прикидкам путь должен был занять полчаса шагом, доступным лошади и, собственно, мне как всаднице. Но я обнаружила, что непроизвольно ускорила лошадь, и что даже это не помешало мне не свалиться, разве что спина заболела адски, может быть, с непривычки; но если то была психосоматика, то я одной спиной не обойдусь.
В честь праздника и большой церковной службы крестьяне веселились: расположились в полях, ели и пели. И пили, как я догадывалась, потому что одиночные выкрики были не очень похожи на трезвые. На первой развилке я свернула, как советовал брат, налево, и минут через пять, миновав пригорочек, рассмотрела огоньки графской усадьбы. И с тех пор я почти не дышала, опасаясь услышать выстрел. Я корила себя, что не настояла, чтобы за урядником отправились тотчас, но понимала, что в церкви никто не обязан исполнять мои распоряжения, подчинять свой график моим хотениям и вообще вмешиваться в мирские дела. Следовало сказать отцу Петру? Я и так достаточно втянула во всю эту дрянь и его, и сестру Февронию. Возможно, если бы они знали о предстоящей дуэли и никак не предотвратили ее, это стоило им положения в церковной иерархии. А так — все грехи легли полностью на меня.
В графском дворе я увидела мужика, сидевшего на завалинке и гладившего кошку. Из дома доносились голоса — не скандальные, но громкие. Я, потому что уже отключила сознание Елизаветы Нелидовой, а еще потому, что тело мое не слушалось, приказала мужику снять меня с лошади. Судя по его лицу, это было что-то на грани «женись на мне, мужик, сейчас же и без отговорок, и консуммируй брак во дворе».
Шла я шатаясь. Ноги не подчинялись, наклониться я не могла, в голове гудело от напряжения, которое никуда не собиралось уходить. Навстречу мне выплыл дворецкий — иначе я этого каменного камердинера назвать не могла, и уставился с недоверчивой миной.
Ах да, вспомнила я, как я одета, а местная церковь регулярно трясет с графа гроши. Ничего, от графской челяди не убудет.
— Проводи меня к графу, немедля, — величественно кивнула я и для весомости махнула рукой. Мужик гладил бороду и молчал. — Немой? Так кликни кого говорящего! — повысила я голос. — Не видишь, откуда я пожаловала?
Он видел, потому и стоял как памятник собственному тугодумию. Но в конце концов отмер, повел меня куда-то в незнакомое мне крыло. Я шла и уже различала голоса: один, другой… Точно граф, кажется, Анатолий, но я бы не поручилась, и кто-то еще, незнакомый. Говорят на повышенных тонах, но мебель не крушат. Обсуждают условия предстоящего поединка?
— Сестра святая, — громогласно объявил мужик, распахнув дверь, я стояла в его тени, из комнаты меня никто не видел.
— Гони прочь эту ворону! — хрипло гаркнул граф. Раздосадован или встревожен? — Повадились требами своими трясти!
— Не могу, ваше сиятельство, она за моей спиной стоит.
Я, воспользовавшись моментом замешательства мужика и тех, кто находился в комнате, вошла, и винные пары окончательно помутили мой разум. Я зажмурилась на мгновение, открыла глаза, чтобы убедиться, что то, что я вижу — не кажется.
Анатолий бросил карты на стол рубашкой вверх.
— Что? — заорал он. — Что тебе здесь, сестра?
Граф рванул расстегнутую рубаху. Учитывая мой вид, трактовать слова Анатолия он мог двояко. Родственница или монахиня, время принять постриг у меня было.
— Ты Ольгу бросил, — спокойно сказала я, занимая свободный стул. Не за самим игральным столом, в стороне, но все мне было отлично видно. Четыре игрока — во что, я не имела представления: у каждого набор карт в руке и рядом, посредине стола — колода, рядом с ней — стопка открытых карт. Граф, Анатолий, незнакомый мне седой мужчина чиновничьего вида и урядник Борисов.
— Беда какая, — хмыкнул Анатолий и взял карты в руки. — Мать ее с колыбели бросала. Банкуем, господа. Ставлю даму.
Ледяной стержень, который оттаял давно, еще от езды верхом, вновь образовался от горла до живота. Анатолий на меня играть собрался? При уряднике? Но тот воспринимал все как правильное. Доверие, убеждали меня, дружба и хорошие отношения. Люди, люди, как вы тупы, и бродите по одним и тем же граблям всю жизнь, набивая шишки и жалуясь. И я хожу вместе с вами, я вам чета.
— Дама и семерка, — оживился чиновник, глянув в карты. — Тройка.
— Десятка и король, — обозначил граф и взялся за колоду, лежащую рядом с ним, но тут же положил ее и поднял вверх палец. — Анатоль, чем обеспечите?
— Жалованье за будущий год, — мгновение подумав, ответил братец.
— Ты проживи еще этот год, — хохотнул граф, взял колоду, выбрал из нее две карты, бросил к открытым. То же самое проделали остальные. Урядник ставку сделал, но промолчал. Наверное, правила допускали, а его платежеспособность сомнения не вызывала. Я снова подумала о дуэли. Они коротают время? Возможно. — Ход.
Я следила за игрой, но разобраться в ней не могла, да и не хотела; в любом случае я никак не могла повлиять на исход. Карточные игры — последнее, что меня когда-либо привлекало. Ко мне же все потеряли интерес, сочтя, что я действительно явилась предъявлять графу финансовые претензии от имени Премудрейшего и на благо его. Прошло два хода, Анатолий встал, расстегнул куртку, снял ее, повесил на стул. Глазки его бегали, дышал он с натугой.
— Банкуем, — предложил очень довольный граф. Шулер? Скорее да. — Три короля.
Чиновник присвистнул. Урядник положил игральные карты, выбирал что-то из колоды. Чиновник подумал, бросил карты на стол, колоду подвинул на середину.
— Пас.
Я поймала на себе его быстрый любопытствующий взгляд. Исчерпал лимит, проигрался или наоборот, выиграл и ему хватит? Урядник кинул на стол восемь карт, все картинки. Анатолий привстал и обернулся ко мне, затем сел, взял колоду для ставок.
— Имение. Целиком.
Граф рассмеялся. Открыто так, искренне, как я не ожидала от этого человека. Чиновник тоже заулыбался, только я не понимала причин. Хотя — нет, догадывалась.
— Серж, — обратился граф к чиновнику, — рано вышли! Ставки все более завлекательны. Не принимается, Анатоль, вы не с дураками играть сели. Заложенное имение, да еще в доле с сестрой?.. Ну, ровня на ровню? — он подмигнул уряднику. — Вам, Эжен, что в ставку, матушкин капитал? — И опять рассмеялся. — Купеческое-то наследство большое, играть вам, не переиграть!
Теперь смеялись все — чиновник, правда, немного сдержанно. Скорее всего, сам был из купцов или разночинцев, и допустили его в круг избранных — бездарных, не имеющих ни целей, ни амбиций, проживающих абсолютно бесполезную жизнь за картами и вином дворяшек. Я скривила губы, но на меня никто не смотрел.
— Вы, граф? Увеличьте, — Анатолий сглотнул и нервно тряхнул головой. — Последний банк.
— Последний, не последний, ставить тебе больше нечего, пасуешь, Анатоль, — продолжал веселиться граф, а я…
Я ощутила нечто странное. Воздух стал плотным, тяжелым, не проходил в грудь, заталкивался комьями. Все, что происходило за игральным столом, растеклось, как в тумане, звуки заглохли, смешались в монотонный негромкий гул, я не различала ни слов, ни говорящих. Мне хотелось крикнуть, что мне плохо, что кружится голова и я задыхаюсь, но я не могла рта раскрыть, а Око молчало. Я попыталась поднять руку, встать сама — нет, меня пригвоздило к месту, и леденели пальцы, словно я выбежала раздетая на мороз.
Граф поднялся. Он был бледен, я моргнула, осознав, что морок кончился, стоит мертвая тишина и лишь ночная бабочка бьется в стекло, мечтая вырваться на свободу. В руках граф держал карты, потом смял их, уронил на стол, и как будто чему-то не верил.
— Это был последний банк, — удивленно заметил чиновник.
— Партия. — Я впервые за этот вечер услышала голос урядника. — Серж, дружище, вас не затруднит оформить мое имущество? Завтра же жду вас, граф, в земельной конторе.
С грохотом упал стул. Анатолий вскочил и уронил свой стул тоже, и руки его тряслись, губы прыгали, вот-вот расплачется черт знает почему. Граф метнулся из комнаты, разрывая рубаху, и спустя бесконечно долгую минуту мы услышали громкий, душераздирающий, отчаянный вой.
