— Это все что ты можешь? Такая твоя благодарность за то что я когда-то спас тебе жизнь?
На уголках рта Бориса застыла улыбка. Он, будто ничего не слыша качал ребенка, рыдавшего навзрыд.
— Никакого Говорящего никогда не было, в другие времена я просто бы отправил тебя в дурку, где тебе, пожалуй, самое место. Но у войн свои законы, а ты, похоже, об этом забыл. Сегодня для тебя все кончено, Боря. Я не буду тратить патроны, поэтому прошу уйти тебя самому. Забирай с собой этот инфицированный кусок дерьма и пой ему колыбельную в другом месте. А мы, — он обратился к остальным бойцам, которые к удивлению Роберта совсем не были поражены его словами. — Мы уходим отсюда.
Роберт поймал на себе выразительный взгляд Тимура. Что происходило? Как все это было понимать? К чему тогда они шли сюда… Неужели… Сумашествие какое-то… Или этот снова тот самый чертов эгоизм о котором говорил Тимур? Та самая ответственность, которую хочется перекладывать на чужие плечи… Не было никакой веры в Говорящего, был лишь один четко выстроенный алгоритм действий направленный на выживание посредством наиболее меньших потерь, как моральных, нравственных, так и физических… Роберт не успел додумать.
— У нас гости, — Тимур указал на дорогу.
Послышался шум работающих двигателей. На трасе появились четыре бронированные машины. Роберт попятился, чувствуя как стали ватными его ноги. Он видел, как многие из бойцов некогда крепкого отряда начали бросать оружие и бросились в рассыпную. Несколько человек, среди которых были Гена и Саша открыли огонь по броневикам. Однако выстрелы снайперов федералов быстро находили свою цель. Единственным, кого казалось никак не беспокоит происходящее вокруг был Борис. Он не обращая ни на что внимание продолжал смеяться и качать ребенка. Роберт слышал четкий приказ, который прозвучал из динамика громкоговорителя, появившегося из окна бронемашины.
— Положите ребенка на землю и отойдите в сторону, — говорил звенящий электрический голос.
Капитан вместо того чтобы внять здравому смыслу, потянулся к ножу за поясом, но из бронемашины не стали повторять дважды. Раздался выстрел и капитан гулко выдохнув опустился на землю. Нож выпал из ослабшей руки, ребенок только по какому-то счастливому случаю упал сверху на тело Бориса. Роберт не ведая что творит бросился к малышу и схватил его на руки. Не слыша приказов из громкоговорителя о том, что ему следует остановиться и сдаться, он бросился бежать, чувствуя что сил почти нет и он вот-вот упадет. Боковым зрением он видел как отстреливали тех, кто пытался сопротивляться, как упал Саша, а рядом с ним упал Гена. Но падали и те, кто бросил оружие и просто бежал… Но вдруг? Вдруг удастся уйти от погони и спасти дитя…
Бронемашина тяжело вошла в поворот и перекрыла Роберту дальнейший путь к отступлению. Он угодил в ловушку, теперь это был тупик. Собственными глазами батюшка увидел как боец в военной форме открыл по нему огонь. Что-то больно вонзилось в ногу и когда Роберт опустил взгляд он увидел вонзившуюся в ляжку иглу. Бронемашины гудя окружили его со всех сторон.
Все кончено?
Он попытался отогнать от себя мысль и устремил взгляд в небеса. Он столько лет отдал себя службе, но впервые просил Господа ему помочь. С небес на него смотрело яркое солнце, плыли чистые как слеза облака…
К нему подошли трое. Один из них забрал ребенка из отнявшихся рук батюшки. Мужчина в камуфляже бросил взгляд на предплечье мальчика, затем извлек откуда-то шприц и тут же ввел его мутноватое бесцветное содержимое маленькому Гриши. Ребенок вздрогнул, но тут же перестал хныкать. Федерал аккуратно завернул его в плед и двинулся к бронемашине. Роберт видел как в его руках появилась бутылочка, которой он начал кормить малыша. Двое других начали раскладывать переносные носилки. Сознание мутнело… Он видел, как тела бойцов начали складывать в подъехавший фургон. Сознание постепенно улетучивалось. Последние слова, которые впились в голову Роберта перед тем как в его глазах сомкнулась тьма, были до боли знакомые строки:
«Как ты сказал, теперь уже никто
Добра не носит даже и личину:
Зло и внутри и сверху разлито.
Но укажи мне, где искать причину:
Внизу иль в небесах? Когда пойму,
Я и другим поведать не премину.»
