Эту тень в миг смели с него слова Императора:
— Как всегда амбициозны, Гроуввейер?
Давящая сила Императорского голоса заставила наместника склонить голову.
— Мой Повелитель, я всегда верно служил Вам…
Но Император только отмахнулся:
— Амбиции уместны и весьма полезны, наместник, — наставительно произнёс он. — Безмятежность — не для нас. Но берегитесь амбиций, уводящих из моей тени.
Угроза была озвучена с предельной ясностью — она заставила Гроуввейера содрогнуться, почувствовать невидимую петлю, затянувшуюся было на шее… и в последний миг соскользнувшую. Он всё ещё оставался наместником Тронного Города, одним из приближённых Императора Вечной Империи, и не мог не радоваться этому факту. Особенно сейчас.
— Моё место только подле ваших сапог, владыка, — Гроуввейер склонился ещё ниже, и предпочёл отступить назад, в тень. Подальше от взгляда владыки.
Вокруг сжимались, словно тиски, ряды безмолвных «Умертвий».
***
Четыре колдовских Меча, которые Гроуввейер и Сераф вместе с Доспехом Императора вывезли из Железной Цитадели, гудели. Казалось, что тёмный металл вибрировал, и его гладкая поверхность, потеряв твёрдость, шла мелкой, искрящейся магией рябью.
В пробуждающемся вихре чародейства связь четырёх Мечей с Доспехами из льдистого мрака проявила себя с небывалой силой. Они, будто разлучённые родичи, жаждали воссоединения. Но Император даже не коснулся жутких орудий. Вместо этого он предложил их Браксару, а сам — сделал шаг по мосткам над бездной.
К машине времён и судеб.
Кольца и дуги грандиозного механизма ожили, а кристальные сферы и линзы в золотых оправах вышли на свои траектории, и теперь кружили вокруг стрежневого концентрического обелиска. Этот вздымающийся из недр «Копья Тьмы» ониксовый шип чернел, словно клык неведомого чудовища, и с него, подобно яду, змеилась магическая багровая дымка.
Сжимающий четыре Меча Браксар замер в нерешительности, наблюдая, как темнота Императора сливается с тьмой обелиска.
— Генерал… — шепнул голос Повелителя, заслоняя собой мысли и сомнения Браксара.
Грозная стража — «Умертвия» — встали позади. Окружив багровеющий провал шахты и вырастающую из него машину, они оттеснили свиту. Унн Фэкк, Гроуввейер, Сераф и всё ещё сопротивляющийся неумолимому ходу событий Истрим остались позади. Стали незначительны.
В целом мире, вдруг сузившемся до ведущих к машине времён и судеб ступеней, остались только Император и Браксар.
И четыре поющих гимны льдистого мрака Меча.
В памяти Браксара вспыхнул тот далёкий день, когда он нашёл своего Повелителя, распятого этими самыми Мечами на каменной плите в недрах древней гробницы. Гробницы, наглухо сокрытой теперь под толщей металла и камня.
Под громадой «Копья Тьмы».
Браксар никогда не мог даже представить, через что прошёл его господин, находясь в мучительном плену темноты на протяжение десяти долгих лет… И не мог понять сил, уберёгших его тело и душу от неминуемой гибели, хотя и знал, что эти годы стали платой за ту связь, что сковала Императора и его Доспех, открыв путь к непостижимому мрачному могуществу.
Девять лет прошло с того дня, когда Браксар решил спасти из зачарованного плена рыцаря в чёрной броне. Девять лет он служил своему Повелителю. И никогда даже не помышлял о том, чтобы выступить против него — мыслью, жестом, или словом.
А теперь — колебался…
Зная, что должен сделать, слыша в своей голове раздающийся железным эхом приказ, он не мог заставить себя исполнить его с должной невозмутимостью.
Он не мог занести меч над Императором, даже по Его приказу.
— Сделай это.
Голос владыки прорвал завесу сомнений, и Браксар с удивлением ощутил, что рукоять одного из Мечей уже зажата в его ладони. Но прежде, чем он смог вонзить жаждущее единения с тьмой лезвие в Императора, чтобы приковать его к чёрному обелиску, кольцо «Умертвий» колыхнулось.
Сквозь преграду маго-мехов продрался капитан Беветт, воспользовавшийся властью своего контролирующего амулета. На фоне грозной стражи фигурка офицера казалась совсем ничтожной.
— Повелитель, — Беветт был явно обеспокоен, — мы получаем множественные сигналы с нижних уровней — разрывы в цепях!
— Что? — Император, уже раскинувший руки в ожидании распятия — единения с «Копьём Тьмы», взглянул на капитана, и, хотя лик чёрного шлема оставался неизменным, Браксар прочитал в алом сиянии глаз-визоров возгорающийся гнев.
— Это не технический порок, — немедленно пояснил увидевший разбуженную им бурю Беветт. — Похоже… саботаж!
— Мятежники! — Императору не требовалось других доказательств: он знал, что это могли быть только Райвол и Райдер, с недавнего времени — главное несчастье его жизни. — Они проникли в крепость и теперь пытаются испортить моё оружие.
Беветт мог только вытянуться по стойке смирно — он не имел ни малейшего представления о мыслях Повелителя, и обо всех последних событиях, и поэтому не мог даже вообразить, как на вверенном его попечению объекте могли оказаться мятежники-диверсанты. Зато Браксар всё отлично понимал. Словно в сиянии ясного дня, генерал увидел свой шанс.
Шанс доказать Императору… всё.
— Я избавлю вас от них. Раз и навсегда.
Браксар выступил вперёд, готовый к свершениям во имя Повелителя, но его рвение не разделил капитан Беветт.
— Это опасно, там же сейчас пекло! Мятежники сами сгинут в дыхании «Копья Тьмы». Оно испепелит их.
— Нет. — Император не был склонен разделять оптимизм капитана. — Только не этих двоих. Генерал, — чёрный шлем повернулся к Браксару, — вы готовы исполнить мою волю?
— Мой Повелитель, — генерал опустился на колено, — я исполню вашу волю. Чего бы мне это ни стоило.
— Славно… — в голосе Императора проскользнула милосердная тень одобрения, но Браксару было достаточно даже подобной крохи счастья, чтобы с готовностью ринуться в любое пекло, и в зев любой пропасти.
Часть 30. Со мною гори
Пол под ногами вибрировал, и сильно. Но, будто этого мало, порой всё здание — всю необъятную громаду железокаменной твердыни — мощно встряхивало. Словно волна проходила по уровням и этажам: от похороненного глубоко в горной толще основания — к разрезающему небеса шпилю. И тогда из-за трещащих по швам слоёв бронированной обшивки доносились глухие стоны каркасных опор.
«Копьё Тьмы» тяжко дышало, будто силясь справиться с бешенным ритмом биения собственного сердца — жуткой машины Императора. Могло даже показаться, что это — его предсмертная агония. Что великое оружие победы Вечной Империи вот-вот падёт, погребя под многотонными тушами обломков тех, кто дерзнул накинуть поводок на непостижимую разрушительную силу, что таилась за гранью. Тех людей, что рискнули шагнуть под тяжеловесные своды этого храма человеческого властолюбия…
Но Браксар не боялся. Он не боялся, потому что твёрдо знал: его Повелитель не мог ошибиться. Разве может ошибиться идеальное существо?
Нет… Потому что боги, или почти боги, не допускают ошибок. Они им не свойственны.
Так что тряска не мешала генералу. В конце концов, в седле «Гаргульи» трясло не меньше, а то и посильнее. Особенно в пылу сражений. На самом деле, Браксар мечтал поскорее вернуться к этому. Снова ощутить под рукой послушную железную махину, чувствовать тяжесть своего чёрного клеймора, и то, как сминается под наточенным лезвием броня и вскрывается плоть врагов…
Но помимо тряски был ещё жар. Нестерпимый жар, идущий с нижних уровней «Копья Тьмы». Капитан Беветт не солгал: чем ниже спускался генерал, тем тяжелее становилось.
Пекло, как в жерле извергающегося вулкана. Но Браксар готов был испытать и перенести эту тяжесть. Пускай пот лился с него рекой, пускай промокла одежда, и влага, казалось, начала клинить сочленения доспеха, а сапоги оставляли на полу быстро испаряющиеся следы, это было не важно, если он мог послужить своему Императору.
