вроде бы видел людей, похожих на тех, что стояли сейчас перед ним. Или, по крайней мере, изображения подобных людей. Но где — он не взялся бы объяснять.
Воины между тем остановились, в нерешительности посматривая на двоих белых...
— Ну что?.. — с издевательской насмешкой проговорил Хок. — Вы отыскали своего правителя. Так, может, припомните, как следует воздавать ему почести? На колени, собаки!
Отлично сложенный юный воин, возглавлявший отряд преследователей, выступил вперед и разразился пламенной речью. И Кейн даже вздрогнул, потрясенно осознав, что... понимает его язык! Благо тот был весьма схож с бесчисленными диалектами банту, многие из которых пуританин освоил за время своих путешествий. Другое дело, что некоторые слова были вовсе непонятны ему, а другие даже на слух производили впечатление древности.
— Убийца! На твоих руках кровь!.. — заливаясь темным румянцем гнева, выкрикнул юноша. — И ты еще осмеливаешься насмехаться над нами? Я не знаю, кто этот человек, стоящий подле тебя, но с ним мы не ссорились. Нам нужна только твоя голова, и мы отнесем ее Агаре. Схватить его!
И он отвел руку с дротиком, замахиваясь для броска, но в этот момент Хок тщательно прицелился и выстрелил. Грохот крупнокалиберного пистолета был оглушителен. Сквозь тучу порохового дыма Кейн все-таки рассмотрел, что сраженный воин рухнул как подкошенный. На остальных выстрел произвел то самое действие, которое Кейну не раз уже приходилось наблюдать в самых разных краях. Оружие попросту вывалилось из онемевших рук воинов, которые застыли с раскрытыми ртами, словно перепуганные дети. Кто-то закричал. Ктото упал на колени, кто-то вовсе уткнулся в землю лицом...
И все они смотрели округлившимися глазами на бездыханное тело убитого. Выстрел, произведенный почти в упор, разнес юноше череп и попросту вышиб мозги.
Соратники павшего стояли точно стадо овец, лишившееся вожака, и Хок принялся ковать железо, пока горячо.
— На колени, собаки! — резким голосом выкрикнул он, делая шаг вперед и ударом наотмашь сбивая кого-то с ног. — Что, призвать на ваши головы молнии и громы погибели? Или, может, все-таки признаете меня своим законным владыкой?..
Ошарашенные, выбитые из колеи, воины один за другим преклоняли колена. Кое-кто простерся ниц и, всхлипывая, ерзал брюхом по траве. Хок поставил ногу на шею ближайшего воина и обернулся к Кейну, ухмыляясь с яростным торжеством.
— Поднимайтесь, — велел он затем, награждая лежавшего презрительным пинком. — Но не сметь забывать, кто здесь царь! Вернетесь ли вы в Басти, чтобы сражаться на моей стороне, или предпочтете умереть здесь?..
— Мы... мы готовы драться за тебя, господин... — нестройным хором прозвучало в ответ.
Хок вновь ухмыльнулся.
— Итак, — сказал он, — моя реставрация на троне произошла даже проще, чем я смел надеяться... Встать с колен, говорю! Эта падаль пусть так и валяется здесь... Я — царь ваш! А это — Соломон Кейн, мой товарищ. Он страшный колдун, и даже если вы умудритесь убить меня... хотя, как известно, я божествен и бессмертен... так вот, только пикните, и он сметет всех вас с земли одним движением пальца!
Люди суть стадо овец, сумрачно размышлял Соломон, наблюдая за тем, как воины обеих рас покорно строятся согласно приказаниям Хока. Вот они образовали колонну по трое и зашагали обратно, а в середине пошли Хок и Кейн.
— Копья в спину можешь не опасаться, — сообщил Кейну флибустьер. — Они покорились: загляни им в глаза и сам убедишься. И все-таки, знаешь что... держи ухо востро.
Потом, подозвав воина, осанка и внешность которого выдавали в нем вождя, он велел ему идти между собою и Кейном...
Глава 1
ПОСЛАНИЕ ИЗ КАНААНА
— Неприятности на ручье Туларуса!
От такого предупреждения любого человека, выросшего в затерянной стране чернокожих — Канаане, — лежащей между Туларусом и Черной рекой, прошиб бы от страха холодный пот... И этот человек, где бы он ни был, со всех ног помчался бы назад в окруженный болотами Канаан.
Предупреждение — всего лишь шепот обветренных губ едва волочащей ноги старой карги, которая исчезла в толпе раньше, чем я мог бы схватить ее. Но и его было достаточно. Не нужно подтверждений. Не нужно искать, каким таинственным путем темного народа весть с берегов Туларуса дошла до негритянки. Не нужно спрашивать, какие неведомые силы Черной реки распечатали морщинистые губы старухи. Достаточно того, что предупреждение прозвучало... и я понял его.
Понял? Как же человек с Черной реки мог истолковать такое предупреждение? Только так: старая ненависть снова вскипела в глубинах джунглей, среди болот, темные тени заскользили среди кипарисов, и смерть начала свое гордое шествие по таинственным деревням ниггеров на заросших мхом берегах унылого Туларуса.
Через час Новый Орлеан остался у меня за спиной, продолжая удаляться с каждым поворотом хорошо смазанного колеса парохода. Любой человек, рожденный в Канаане, был привязан к тем местам невидимой нитью, которая тянула назад, когда его родине угрожали темные тени, затаившиеся в заросших джунглями тайных уголках более чем полстолетия назад.
Самые быстрые суда, на которых я плыл, казались безумно медленными, для путешествия вверх по большой реке и по маленькой быстрой речушке. Перегорев, я равнодушным ступил на Шарпсвилльскую землю, чтобы проделать последние пятнадцать миль. Была полночь, но я поторопился к платной конюшне, где по традициям, заведенным полстолетия назад, всегда, днем и ночью, стоял под седлом конь Бакнера.
Когда сонный чернокожий мальчик подтягивал подпруги, я повернулся к хозяину стойла, Джо Лаферти, зевавшему и державшему лампу высоко над головой.
— Идут слухи о неприятностях на берегах Туларуса?
Даже в тусклом свете лампы было видно, как он побледнел.
— Не знаю. Я слышал разговоры... Но ваши в Канаане всегда держат рты на замке. У нас никто не знает, что там творится...
Ночь поглотила и его фонарь, и дрожащий голос, когда я поскакал на запад.
Красная луна стояла над темными соснами. В лесу ухали совы, и где-то выла собака, рассказывая ночи о своей грусти. В темноте перед самой зарей я пересек Голову Ниггера — черный сверкающий ручей, окаймленный стенами непроницаемых теней. Копыта моего коня прошлепали по мелководью и — слишком громко в ночной тишине — зазвенели о мокрые камни. За Головой Ниггера начиналась местность, которую называли Канаан.
Беря начало на севере среди тех же болот, что и Туларус, ручей Голова Ниггера тек на юг,
