Илар читал, конечно, о таких развлечениях крупных городов, но одно дело читать, и другое дело видеть происходящее. А оно было ужасно — в первой яме стая волков из десяти штук рвала умирающего медведя, из последних сил пытающегося отбиться от голодных мучителей. Они вырывали из зверя куски плоти, и тут же их пожирали — такие же жертвы человеческой жестокости, как и этот рыжий гигант, истекающий кровью. Трое волков валялись у стены, и собратья время от времени поглядывали на них, видимо собираясь пообедать соплеменниками позже, закончив с медведем.
Люди бесились, делали ставки, орали — как понял Илар, больше всего ставок было на время — сколько времени протянет медведь перед тем, как обессилеет и упадет. А еще — сколько волков он успеет зацепить перед смертью.
Во второй яме — стая волкодавов и стая волков рвали друг друга, с воем, рычанием, и не было понятно, кто побеждает, а кто погибает — все смешалось в одном кровавом вихре. Летели пух, шерсть, брызги крови, стоял невообразимый шум.
Илар с ошеломлением смотрел на это действо, стараясь отрешиться от происходящего, и думал о том, как люди смогли заставить этих зверей напасть друг на друга? Видимо он что‑то не знает о способах раздразнить бойцов. Ведь на самом деле не просто сделать так, чтобы животные рвали друг друга, невзирая на последствия. Магия? Вероятно — да.
Илару стало противно, и осторожно переступая по бревнам, он стал выбираться из толпы. Перед глазами мелькали счастливые, бессмысленные лица зрителей, и ему стало еще противнее. Хотелось крикнуть: «Люди, что с вами?! Вы что делаете?! Вы же хуже зверей!»
Но он не крикнул, и продолжил свой путь к дому. Настроение было безнадежно испорчено. День начался неплохо, и вот…
Решив для себя больше не подходить к этим ямам, Илар быстро пошел к дому, уже не отвлекаясь на «пейзажи». Через час он подходил к своей улице, усталый, натерший пятку (надо проверить, похоже вылез гвоздик).
Дом снаружи никак не изменился — довольно веселенький на вид, и чего его так не любят местные? Ничего зловещего в домишке нет! Из трубы тянется дым — в груди потеплело — живой дом! Его ждут, очаг горит, видимо на плите что‑то булькотит и скворчит, дожидаясь хозяина.
А здорово возвращаться домой! — подумалось Илару — дом, есть дом, пусть он даже за тысячу ирров от настоящего родного дома, от папы и мамы.
Неожиданно Илару взгрустнулось — как они там без него? Плачут, небось? У него защипало глаза, и стоило большого труда сдержать слезы. Все‑таки он впервые так далеко от дома — трудно, очень трудно становиться взрослым. Теперь у него за душой его люди, которых Илар не бросит ни при каких обстоятельствах. Раньше все решали родители, и теперь это казалось так хорошо, так славно — не надо думать, не надо переживать, что пойдет что‑то не так. Просто живи, а за тебя решат. Теперь же он — старший.
Вздохнув, Илар шагнул к воротам и крепко стукнул в них три раза. Еще не успел затихнуть последний удар, как калитка распахнулась и выглянул довольный, лыбящийся, как солнце после дождя Даран. Он осмотрел снизу доверху хмурого Илара и расплылся в улыбке, хотя вроде дальше уже было некуда:
— Хозяин! Скорее! Легана такое рагу забабахала — я две чашки сожрал, и еще хочу! Обделаюсь теперь, ей — ей, но остановиться не могу! Скорее! Бежим на кухню! О! Эти травки! Я думал они только лечат, а они еще и аппетит поддерживают! Ну что ты застыл, господин, пошли!
Даран вцепился в руку Илара, сразу как‑то отмякшего душой — возле Дарана все казалось проще. Вот есть вкусное рагу, вот есть люди, которые тебя ждут, кому ты дорог — разве это плохо? Да сотни, тысячи, миллионы людей могут только мечтать о такой жизни, не правда ли?
Дверь хлопнула, засов встал на место, и следом за покрасневшим, потным Дараном Илар прошел в свой новый дом.
Окна уже блестели чистотой, стены лишились ловушек паутины, пол был выскоблен, всюду сияла чистота. Его новая команда потрудилась на славу. На плите действительно побулькивал здоровенный котел, распространяющий запах мяса и специй. На столе, прямо перед местом главы семьи, стоял кувшин, по холодному боку которого сбегали капельки влаги. Рядом глиняная кружка, на которой рукой художника была изображена картинка морской бури и погибающий, видимо в пивных волнах, маленький кораблик. Горка пахучих свежих пшеничных лепешек источала такой запах, что тут же забылся съеденный пирог, и живот Илара издал громкий, неприличный звук — под мерзкое хихиканье Дарана.
— Как ты вовремя — улыбнулась Легана, восседая на скамье у середины стола. Ее изукрашенное татуировками лицо было мягче обычного, а седые волосы уложены в прихотливую прическу. Она сняла свой страшный плащ, напоминавший о рабских днях, замотавшись в отрез ткани, который добыла где‑то в недрах дома (возможно, просто использовала занавеску). Новый наряд был ей к лицу, и если бы не темное лицо и татуировки, можно было бы принять ее за добрую бабушку, встречающую внука из похода в город.
Кухарка тоже преобразилась — у плиты она не выглядела такой уж тупой — просто нормальная здоровенная баба, довольная своей судьбой возле очага, раскрасневшаяся, здоровая, как хорошая крестьянская лошадь. Она тоже улыбалась, и косые глаза радостно посмотрели на Илара:
— Привет, хозяин! Мы тут тебе вкусняшек приготовили, а ты все не идешь!
У Илара опять защипало в глазах, и он поспешно сел за стол, опустив взгляд к столешнице. Не хотелось показывать свою слабость. Ведь мужчины не плачут?
Ему тут же навалили здоровенную миску рагу, пахнущего странными травами, и через минуту он уже наслаждался вкусом пищи, действительно потрясающей — Даран не преувеличил. Мальчишка же не замолкал, рассказывая, как они чистили — чистили, чистили — чистили с тетей Леганой! И Устама чистила! Она такая молодец, Устама — сильная, как два мужчины! А больная уже стала розовая, глаза открывает! И вообще все здорово! И свой дом, и Легана, и Устама, и белая девушка — она, оказывается, красавица, только тощая и больная вся! И вообще — они все накупались, и ему, Илару, надо накупаться — там ему ванну приготовили — как он любит! Только скакать на этой ванне не надо, потому что… не надо!
Илар ел, улыбался, искоса поглядывал на женщин, на Дарана, не замолкавшего, как столичный базар, и чувствовал, как у него немного отмякает душа. Не все так плохо получается, правда ведь?
Легана будто чувствовала его мысли, иногда щурилась и слегка улыбалась, потом легонько кивнула головой и чуть пристукнула ладонью по столу:
— Не мешай хозяину, пусть ест. Еду надо поглощать разумно, с расстановкой, тогда она лучше всего усваивается телом и будет в пользу. Как поешь, расскажи нам про твой поход, хорошо? Что‑то тебя опечалило, так ведь? Нет — нет, извини — ешь. Все потом. Налегай на мясо — для мужчины это первейшее дело. Ведь ты воин, защитник семьи — прежде всего, а воину нужны силы.
