Дзирт внезапно замер, Монтолио тоже остановился, потому что ветка вдруг стала намного тяжелее. Старый следопыт покачал головой и хохотнул. Затем он вытащил кинжал, подбросил его высоко в воздух, поймал и с криком «Береза!» метнул прямо в одну из немногочисленных берез, росших в хвойной роще.
– Может ли слепой человек это сделать? – спросил Монтолио, не требуя ответа.
– Значит, ты можешь видеть, – заявил Дзирт.
– Конечно, нет, – резко ответил Монтолио. – Вот уже пять лет мои глаза не действуют. Но при этом я не слепой, особенно в этом месте, которое я зову своим домом! Однако ты считал меня слепым, – продолжил следопыт, и его голос снова зазвучал спокойно. – Во время нашего учебного боя, когда твое заклинание темноты развеялось, ты решил, что выиграл. Неужели ты думаешь, что все мои действия, и смею сказать, результативные действия, в бою с орками и в нашем с тобой сражении были попросту подготовлены и отработаны заранее? Если бы я был таким калекой, каким меня представляет Дзирт До'Урден, то как бы я смог выжить хотя бы день в этих горах?
– Я не... – начал Дзирт, но смутился и замолчал.
Монтолио сказал правду, и Дзирт вынужден был это признать. Со дня их первой встречи он, по крайней мере подсознательно, считал следопыта увечным. Он никогда не выказывал своему Другу неуважения (на самом деле он высоко ценил этого человека), но считал само собой разумеющимся, что возможности следопыта ограничены по сравнению с его собственными.
– Ты именно так и считал, – словно бы в ответ на его мысли сказал Монтолио, – и я прощаю тебя. К твоей чести должен сказать, что ты относился ко мне гораздо лучше, чем те, кто знал меня прежде, и даже те, кто странствовал со мной и участвовал в бесчисленных военных походах. А теперь сядь, – велел он Дзирту. – Настала моя очередь рассказать тебе свою историю, как ты рассказал мне свою. С чего же начать? – пробормотал Монтолио, потирая подбородок.
Прошлое казалось ему теперь таким далеким, какой-то другой жизнью, которую он оставил позади. Однако одна вещь, связывающая его с прошлым, сохранилась: его воспитание-воспитание следопыта, преданного богине Миликки. Дзирт, которого Монтолио обучал подобным же образом, должен был понять его.
– Я отдал жизнь лесу и его природному порядку в очень молодом возрасте, начал Монтолио. – Я учился, так же как ты начал учиться у меня, обычаям дикой природы и довольно скоро решил, что буду защищать это великолепие, эту гармонию циклов, такую чудесную и величественную, что ее – невозможно постичь. Вот почему я с такой радостью сражаюсь с орками и им подобными. Я уже говорил тебе раньше, у природного порядка есть враги, враги деревьев и животных, а также людей и добрых рас. Жалкие создания! Я не испытываю ни малейших угрызений совести, уничтожая их.
Прошло немало часов, а Монтолио все рассказывал о своих походах и вылазках, в которых он действовал в одиночку или как разведчик огромных армий.
Он поведал Дзирту о своей наставнице-следопыте Диламон, столь искусной в стрельбе из лука, что он ни разу не видел, чтобы она промахнулась, ни разу за десять тысяч выстрелов.
– Она погибла в бою, защищая фермерскую усадьбу от нападения банды великанов. Но не плачь о госпоже Диламон, потому что никто из фермеров не погиб, и ни один из немногих великанов, которым удалось уползти прочь, больше никогда не показывал своего отвратительного лица в этой местности!
Голос Монтолио зазвучал заметно глуше, когда он перешел к рассказу о не столь давних событиях.
Он поведал о Следопытах, своем последнем военном отряде, и о том, как им пришлось сражаться с красным драконом, грабившим деревни. Дракон был убит, но были убиты и трое из Следопытов, и лицо Монтолио обгорело.
– Жрецам удалось выходить меня, – мрачно сказал Монтолио. – Ни одного шрама не осталось. – Он помолчал, и Дзирт в первый раз увидел, как лицо старого следопыта омрачилось печалью. – Однако они ничего не смогли сделать с моими глазами. Излечение таких ран было за пределами их возможностей.
– Ты пришел сюда умирать, – сказал Дзирт более укоризненно, чем он того хотел. Монтолио не стал отпираться.
– Я устоял перед дыханием драконов, перед копьями орков, перед гневом злых людей и алчностью тех, кто хотел бы надругаться над землей ради собственной выгоды, – сказал следопыт. – Но ничто не ранило меня больнее, чем жалость. Даже мои товарищи-следопыты, которые столько раз сражались бок о бок со мной, жалели меня. Даже ты.
– Я не. – попытался вставить Дзирт.
– И ты тоже, – прервал его Монтолио. – Во время нашей потасовки ты решил, что превосходишь меня. Вот почему ты проиграл! Силой любого следопыта является мудрость, Дзирт. Следопыт понимает себя, своих врагов и друзей. Ты считал меня ущербным, иначе никогда не решился бы на такой нахальный маневр с прыжком через меня. Но я понял тебя и предугадал твое движение. – На лице старика сверкнула озорная улыбка. – Твоя голова все еще болит?
– Болит, – признался Дзирт, потирая шишку, – хотя мысли, кажется, прояснились.
– А что касается твоего первого вопроса, – сказал Монтолио, удовлетворенный тем, что все расставил по своим местам, – в моем слухе нет ничего исключительного, как и в моих остальных чувствах. Я просто уделяю больше внимания тому, что мне подсказывают мои ощущения, а не кто-то другой, и они отлично направляют меня, как ты теперь понимаешь. Честно говоря, я и сам не знал о своих возможностях, когда впервые пришел сюда, и ты прав в своем предположении, почему я оказался здесь. Лишившись глаз, я решил, что теперь я мертвец, и мне хотелось умереть здесь, в этой роще, которую я узнал и полюбил во время прежних странствий. Возможно, благодаря Миликки, Хозяйке Леса, а скорее всего, из-за Граула, неприятеля, оказавшегося так близко, я вскоре изменил свои намерения. Я был одинок и искалечен, но здесь моя жизнь обрела смысл, и с этим смыслом пришло обновление целей моего существования, а это, в свою очередь, помогло мне снова осознать границы своих возможностей. Теперь я старик, слепой и усталый. Если бы я умер пять лет назад, как и намеревался, моя жизнь была бы неполной. Я так и не узнал бы, чего могу добиться. Только в столь неблагоприятных условиях, которых и не мог себе представить Монтолио Де Бруши, мне удалось так хорошо познать самого себя и мою богиню.
Монтолио замолчал. При упоминании о богине он услышал с той стороны, где находился Дзирт, шорох и принял его за выражение неудовольствия. Желая удостовериться в своем подозрении, Монтолио запустил руку под кольчугу и тунику и вытащил подвеску в виде головы единорога.
– Разве он не прекрасен? – настойчиво спросил он.
