— Изменники?
— Да, кузен, не то дренаи, не то готиры. Двое бойцов, необычайно искусных. А позади них, чуть повыше, засела некая лучница, молодая женщина в черном. Каждая ее стрела била точно в цель. Она и те два воина стоили мне пятнадцати человек. Надиры же в это время швыряли в нас камнями и справа, и слева. Я приказал отойти, чтобы приготовиться ко второй атаке. Но Ярвик потерял терпение и вызвал этих двоих на бой. Я не успел его остановить.
— Они убили его?
— Да, кузен. Уж лучше бы его застрелили. Но один из двоих — в жизни не видывал столь уродливой образины — принял его вызов. — Не хотите ли вы сказать, что он победил Ярвика в поединке?
— Именно так, кузен. Ярвик ранил его, но остановить не сумел.
— Не могу в это поверить! — воскликнул Повис. — Ярвик прошлой весной выиграл Серебряную Саблю.
— Придется поверить, — отрезал Галлис и продолжил, обращаясь к Альтарину: — После этого никто уже не хотел идти в атаку. Я оставил на позиции сотню человек, а остальных привел обратно.
Альтарин, выбранившись, подошел ко второму столику, где были расстелены карты.
— Эта местность почти не изучена, но известно, что в горах трудно найти пропитание, особенно зимой. В другое время мы уморили бы их голодом, но приказ императора этого не предусматривает. Ваши предложения, господа?
— С нашей численностью мы рано или поздно измотаем их, — пожал плечами Галлис. — Надо продолжить атаку по всем трем направлениям — где-нибудь да прорвемся.
— Но сколько мы потеряем при этом?
— Сотни человек, — признался Галлис.
— И как к этому отнесутся в Гульготире? Император смотрит на этот поход как на короткую карательную вылазку, и все мы знаем, кто прибудет сюда завтра.
— Вот и пошлите Черных Братьев вперед, — сказал Галлис. — Посмотрим, много ли они наколдуют.
— К сожалению, я ими не распоряжаюсь. Я знаю одно: на карту поставлены наша репутация и наше будущее.
— Согласен с вами, кузен. Я прикажу, чтобы неприятеля продолжали атаковать всю ночь.
— Хватит ворчать, — сказал Сента, зашивавший Ангелу рану, в очередной раз вгоняя кривую иглу в его плечо.
— Тебе это доставляет удовольствие, сукин ты сын! — прорычал Ангел.
— Ах, какие слова! — веселился Сента. — И подумать только, что какой-то готирский крестьянин сумел тебя провести.
— Он был отличным бойцом, будь ты проклят!
— Он двигался с грацией больной коровы. Стыдись, старик. — Сента закончил свою работу и перекусил нитку. — Ну вот, теперь как новенький.
Ангел посмотрел на вздувшийся шов. — Тебе бы швеей быть.
— Это лишь один из многих моих талантов. — Сента встал и выглянул из пещеры. Издалека доносились вопли раненых и лязг стали. Звезды светили ярко на ясном небе, холодный ветер свистел между скал. — Не удержаться нам здесь, — сказал Сента подошедшему Ангелу.
— Пока что нам неплохо это удавалось.
— Да, но их слишком много. Надиры полагаются на стену, которой загородили главный перевал, но как только солдаты ее возьмут… — Сента развел руками.
Подошли две надирки, неся миски с мягким сыром, поставили свою ношу на землю перед дренаями, не глядя на них, и так же молча удалились.
— Ох и любят нас здесь, — заметил Сента. Ангел пожал плечами. В гигантском кратере стояло больше сотни юрт, и сверху было видно, как резвятся при луне надирские ребятишки, поднимая клубы черной вулканической пыли. Слева женщины, растянувшись вереницей, таскали из пещер деревянные ведра — набирали воду из горных скважин.
— Завтра куда? — спросил Ангел, садясь спиной к скале.
— Я думаю, к стене. Два других перевала оборонять легче. Они будут штурмовать стену. — Справа мелькнула какая-то тень, и Сента хмыкнул. — Он опять тут, Ангел.
Гладиатор, выругавшись, оглянулся. Мальчик лет девяти сидел на корточках, наблюдая за ними.
— Уйди прочь! — гаркнул Ангел, но ребенок даже не шелохнулся. — Ну чего он пялится? — Мальчик был худ, как скелетик, и одет в лохмотья. Из старого козьего полушубка вылезла почти вся шерсть, а штаны продрались на коленках. Темные раскосые глаза смотрели на мужчин не мигая. Ангел, стараясь не обращать на него внимания, зачерпнул пальцами сыр и стал есть. — Конский навоз и то приятнее.
— Тебе виднее — я не пробовал, — отозвался Сента.
— Будь я проклят, если стану это есть. Хочешь? — спросил Ангел мальчика. Тот не ответил. Ангел протянул ему миску. Мальчик облизнулся, но не тронулся с места. — Не пойму, чего ему надо, — покачал головой Ангел, ставя миску на землю.
— Понятия не имею — по-моему, ты его очаровал. Он ходит за тобой следом, подражая твоей походке. Весьма забавно. Я не замечал раньше, что ты ходишь, как моряк — вперевалку.
— Какие еще мои недостатки ты желаешь обсудить?
— Слишком уж их много.
Ангел встал и потянулся. Мальчик тут же повторил это за ним.
— А ну перестань! — крикнул Ангел, подбоченясь. Мальчик тоже подбоченился, и Сента залился смехом. — Пойду посплю, пожалуй, — сказал Ангел и вернулся в пещеру.
Сента остался у входа, прислушиваясь к отзвукам битвы. Мальчик, тихонько подойдя, схватил миску, ушел с ней в темноту и стал есть. Сента задремал, но шорох на склоне горы разбудил его. К пещере поднялся Белаш.
— Они отступили, — сообщил он, присев на корточки. — Теперь уж до рассвета, думаю, не вернутся. — Сента взглянул туда, где сидел мальчик, но там осталась только пустая миска. — Мы убили много врагов, — с мрачным удовлетворением заявил Белаш.
— Недостаточно много. У них остается не меньше трех тысяч.
— Больше — и к ним идет подкрепление. Понадобится время, чтобы убить их всех.
— Я вижу, ты надеешься на лучшее.
— Думаешь, мы не сможем победить? Ты не знаешь надиров. Мы рождены для сражений.
— Не сомневаюсь в ваших качествах, Белаш, — но это место удержать невозможно. Сколько бойцов у вас осталось?
— Утром было триста семьдесят три.
— А теперь?
— Мы потеряли человек пятнадцать.
— А раненых сколько?
— Около тридцати… Но многие смогут сражаться снова.
— Сколько всего потеряно за последние четыре дня?
— Я понимаю, к чему ты клонишь, — угрюмо кивнул Белаш. — Мы сможем продержаться еще дней восемь или десять. Но до этого мы убьем много врагов. — Это вас не спасет, дружище. Надо создать второй рубеж обороны — где-нибудь подальше в горах.
— Негде.
— Когда мы ехали сюда, я видел на западе долину. Куда она ведет?
— Туда нельзя. Это место зла и смерти. Уж лучше погибнуть здесь — быстро и с честью.
— Твои чувства весьма благородны, Белаш, — но я пока не собираюсь умирать ни здесь, ни где-либо еще.
