Он смирился с их упорными усилиями, пыхтением и сопением и только, для пущей безопасности, переменил место. Теперь он сидел, спиной опираясь на дверь, чтобы стражники, вздумай они явиться сюда ночью или перед рассветом, потратили время, сдвигая его тяжелое тело с дороги, и дети успели бы совершить свое превращение и ускользнуть.
Когда пилила девочка, воцарялось молчание, нарушаемое лишь вздохами от усталости и напряжения. Когда же Волчок сменял ее, словоохотливая сестренка принималась болтать. Речь ее напоминала птичье пение, негромкое и неназойливое, и киммериец проваливался в дремотное забытье, изредка выплывая из него и ловя обрывки детского рассказа:
— …очень старались. Сложнее всего было по вечерам и ночью, потому что глаза у нас в темноте не такие, как у всех. Когда я жила с племенем диких людей с перьями в волосах, они быстро заметили это и испугались. Они долго спорили между собой, ругались и даже дрались. Одни предлагали меня убить на всякий случай, другие настаивали, что я им пригожусь, когда подрасту и меня можно будет брать на ночную охоту. Они устроили мне проверку огнем, чтобы выяснить, кто я на самом деле. Они раскалили большой костер, а когда все дрова прогорели и остались одни угли, они велели мне…
— …и она сказала еще так: ни те, ни другие не будут считать вас до конца своими. Для вас же своими будут все — и люди, и звери, и рыбы, и коряги, и мхи… Волчок жил с волками, и он рассказывал мне, что только молодые волки и волчата, да еще одна волчица принимали его за своего, дружили и играли с ним. А взрослые волки сторонились, будто чуяли что-то чужое. Нет, они не обижали его, но и не подпускали к себе близко. И глухо ворчали, если он случайно задевал их, пробегая мимо… Такой вот их удел, наш удел — хэйкку. Если б разыскать в глуши деревню, где живет племя Зеленого Луча! Но как их найдешь?..
— …у травы есть мириад запахов, и у речной воды тьма запахов, и у сырой, только что разрытой земли, и у голых камней, на которых растут одни лишь лишайники…
— …какая бы она ни была, даже самая ядовитая, всегда можно отыскать траву, которая прогонит яд этой змеи обратно, или камушек, от которого яд затвердеет и не смешается с кровью…
* * *
От резкого толчка в спину Конан очнулся и мгновенно сообразил, что люди Баврода пытаются открыть дверь. Судя по тому, что стали вполне различимы стены, потолок и лица усталых детишек, уже светало.
— А ну, быстро уносите ноги! — громким шепотом прикрикнул он на детей.
Те послушно скользнули в угол и через несколько мгновений, торопливо, но без суеты и нервозности исчезли. Залаяла где-то собака, за ней вторая, третья… По траектории лая можно было судить, в какую сторону бегут дети, вернее, стремительные зверята…
Разозленные сопротивлением двери стражники застучали в нее ногами с такой силой, что выбили пару досок. Конан напряг запястья и попытался разорвать цепь. Но усилия его были тщетны, железо не поддавалось. Несмотря на все ночные старания детей, толстое звено было пропилено меньше чем наполовину.
Удары сапог уже не в дверь, а по его спине, заставили киммерийца сдвинуться в сторону. Двое ругающихся солдат ввалились в хижину, и каждый, со своей стороны, отвесил ему еще несколько пинков.
— А ну, подымайся! Хватит дрыхнуть!.. — заорали они. Спустя мгновение их раздражение переросло в ярость. — Эй, ты! А где двое щенков, которые валялись тут с вечера?.. Отвечай, киммерийское отродье!!!
Конан взглянул в их сторону, стараясь запомнить лица, чтобы, когда придет час праведной мести, начать именно с них. Он не произнес ни звука, но изрыгающие проклятия солдаты больше тронуть его не решились. Они лишь орали, ударяя кулаками о стены, дрожавшие под их ударами:
— Где же они, чтоб им попасть в зубы Нергала!.. Куда они могли подеваться?! Или этот северный буйвол сожрал их вместе с косточками?!..
Хотя Баврода и раздосадовало исчезновение детей (главным образом, своей полной непостижимостью: хотя солдаты и обнаружили подкоп, но пролезть в него было бы не под силу и самому худому ребенку), но заниматься выколачиванием признаний из Конана он не стал. Во-первых, у него был достаточно наметанный глаз, чтобы понять, что этим он ничего не добьется. Во-вторых, он благоразумно рассудил, что самым мудрым с его стороны будет как можно скорее вручить долгожданную добычу Кайссу. Возможно, юному барону захочется дополнительно отблагодарить его: за скорость исполнения приказа и за прекрасную сохранность плененного врага.
Конечно, стоило бы отправиться в обратный путь еще вчера днем, когда пленный варвар добровольно отдался ему в руки, но тогда на радостях Баврод слишком много отхлебнул из пузатой бутыли, выставленной на стол испуганным хозяином хижины, где он остановился. В таком состоянии влезать на коня было затруднительно, и наемник перенес возвращение в Кордаву на раннее утро завтрашнего дня. Конечно, жалко лишаться прибыли, которую могли бы принести ему дети, вернее, рыжая девчонка, но, в конце концов, награда за поимку чернокнижника-киммерийца будет намного больше!..
* * *
Конану ослабили цепи на руках, но не слишком. Так, чтобы он смог поесть, не прибегая к чужой помощи. Баврод приказал накормить его до отвала, учитывая предстоявшую дорогу. Решено было не сажать пленника на коня во избежание возможных неприятных неожиданностей, но вести под плотным конным конвоем. Это требовало большего времени на обратный путь, но зато было несравненно надежнее.
По левую и по правую сторону киммерийца, сзади и спереди от него ехали вооруженные мечами и луками солдаты в кожаных доспехах. Хотя заслон был прочным, но на повороте дороги у последней глиняной хижины на окраине села он смог заметить две знакомые фигуры, затененные листвой дерева, под которым они стояли. Женщина в светлом платье, застыв, провожала его глазами. Мужчина, одной рукой приобняв ее за плечи, другой умудрился помахать Конану, но так незаметно, что ни стражники, ни Баврод не обратили на это внимания. Поля соломенной шляпы прикрывали половину его лица, но Конану показалось, что круглый глаз подмигнул ему ободряюще…
Видение было коротким, и вскоре родные фигуры вместе с деревом и последней хижиной исчезли за поворотом. Конан опустил голову и уперся взглядом в ступни собственных ног, выбивающих пыль из утоптанной глины. Монотонное движение отупляло, прогоняло прочь все мысли и ощущения…
Внезапно что-то цветное, рыжее мелькнуло в левом углу его поля зрения. Подняв голову, киммериец увидел кошку, бегущую по кромке леса, слева от него. Копыта лошадей и ноги стражников то в дело заслоняли ее. Рыжая шерсть казалась пляшущим среди деревьев огоньком разгорающегося пожара. Быстро перебирая лапами, вытянув, словно копье на весу, пушистый хвост, кошка бежала, не отставая, и мордочка ее была задрана и повернута в направлении киммерийца. Ему почудилась озорная искра в зеленых глазах…
