- Как отдохнула? - чтобы не затягивать паузу, поинтересовалась Лилина.
- Великолепно! - лицо Танри озарила наисчастливейшая из всех улыбок.
- Тут про тебя журналист спрашивал. Кудрявенький такой, хорошенький! - Давира мечтательно закатила глаза, представляя себя Александра.
- Знаю. Три дня в Шанбаре был, цветами осыпал, о любви твердил, - мстительно ответила Танри.
- И что? - Лилина аж шагнула вперед.
- Думаю пока, - Танри небрежно пожала плечами и, достав ключ из беленькой лакированной сумочки, отперла дверь своей комнаты.
- То-то Бингар о тебе не желает слышать и уезжать собрался! - вслед ей вздохнула Давира.
- Куда? - Танри тут же пожалела, что повелась на провокацию.
- Представь себе, на Данироль! Сюда два полярника прилетели, дирижабельщиков в команду набирают. Все дни на аэродроме торчат. Один - такой красивый! Твой журналист рядом с ним - мартышка.
- Ясно, - Танри захлопнула дверь.
На Данироль, значит, на полюс!
Позабытые, надежно спрятанные под ворох повседневных забот воспоминания, смутные образы исчезнувшего прошлого заворочались, зашелестели альбомными страницами, с которых на девушку вопрошающе взглянули нарисованные люди. Вытащив из-под кровати чемодан, она нашла на дне книгу Фредерика Надара, в которой эти рисунки и хранились, вложенные между страниц стихов. Танри пробежалась по строкам:
Накидку из лунного света
Соткал для тебя, родная.
Но солнце встает над миром.
И лунные нити тают.
И темные воды бьются
Меж гор, словно кровь из раны.
У самых крутых обрывов
Тебя целовать я стану.
Тебя целовать я стану
На зависть богам и людям.
И радость твоей улыбки
Со мной навсегда прибудет.
Пусть сердце у ветра дико,
И песни у горцев звучны…
И ты у меня, родная,
Любовь всю мою получишь.
В соборе я самом светлом
Молился за эту встречу.
За все прегрешенья наши
Пред богом один отвечу!
Да, Александр ей ничего подобного не говорил. И никогда не скажет… Как она могла в него влюбиться? Он прилетел и улетит. А она останется. Не честно!
Расхотелось куда-либо идти. Стало себя жалко. Нет, она не будет сидеть в душной комнате на радость Давире. Еще та решит, что она из-за Рофирта раскисла.
Нацепив на лицо маску довольства жизнью, Танри переоделась и отправилась… Нет, не в лекционную аудиторию, а на аэродром. Занятия подождут.
Погода грозилась испортиться. Над холмами и проглядывающими вдали вершинами невысоких гор собирались тучи, еще пока серые, но готовые налиться предгрозовой синевой. По самой их кромке скользило громадное блестящее брюхо пассажирского дирижабля. Сейчас он казался розовым, но девушка знала - он серебристый с продольными красными полосками, как матрас. А на боку красным с золотом выведено: "Вечерняя комета". Это самый большой из построенных людьми дирижаблей. Она сама не раз бегала смотреть на его приземление. Почти двести анр длинной! Настоящее чудовище!
Только неожиданно вспомнился другой, раза в три поменьше этого. К его обломкам студентов возили четыре автобуса. Изломанный каркас: скрученное железо, словно некий великан поймал и пожелал выжать из небесного кита питающий его водород; обгоревшая, разбитая гондола… Бедняга не пережил шторм, врезался в скалу. Хорошо, что шел порожняком, без пассажиров, груза и с минимумом команды. Всего четверо погибли. Танри потом две ночи подряд снился сон, что это она пытается спаси обезумевшего пузатого кита, переломившегося пополам, лишившегося трех моторов и уносимого к верной гибели…
На аэродроме Танри пошла к возвышавшемуся над самолетными ангарами эллингу. Над ним студенты на белом тренировочном "китенке" отрабатывали развороты. Девушка сразу заприметила высокого мужчину в серо-синей клетчатой рубашке. Он стоял, задрав голову кверху, но уловив боковым зрением движение, обернулся.
В голове Танри словно громко хлопнули в ладоши. Она знала этого человека! Он был на одном из рисунков, которые она полчаса назад перебирала. Широкое лицо, массивный, упрямо взгорбленный нос, черные бусинки глаз, поблескивающие из-под густых бровей и конечно темно-каштановая шикарная борода, доходившая незнакомцу до середины могучей груди.
"Интересно, а он меня узнает?" - мысли об Александре отошли на второй план. В летчице проснулась потерявшаяся девочка, неведомо как попавшая в дом Синардов.
- Добрый день. Вы с Данироль? - спросила она, подходя поближе.
- Именно, - бородатый сощурился. - Стюардесса? Или сама воздухоплавать сумеешь?
- Почти угадали, - Танри силилась что-нибудь вспомнить, но тщетно. - Кажется, мы встречались. Вы меня помните?
- Ага. Я сегодня не прочь прогуляться, если ты про это? - полярник подмигнул ей. Девушка только вздохнула. Но не отступилась.
- Возможно, мы виделись на Данироль или на Сонном Архипелаге. Или где-то еще, куда вы плавали на ледоколе. Это было немногим раньше двести пятидесятого года.
- Шутишь? - бородач по-прежнему не воспринимал ее всерьез. - Девчонок молодых там точно не было.
- Мне было меньше тринадцати. Представьте меня с длинными косами и в меховой одежде.
- Ну-ка, стань сюда, а то мне солнце в глаза, - он потянул ее за руку, показывая, куда ей стать. - Ба! Невеста куратора! Неужто! Как тебя сюда занесло? - по сравнению с его голосом рев моторов снижающегося дирижабля был комариным писком.
- Не помню. Расскажи, что ты знаешь, - она тоже перешла на "ты".
- Пойдем куда-нибудь посидим. Тут вполне сносная забегаловка за оградой. Можно не опасаться околеть от их похлебки.
Рассказ Эдвараля Ниваса остался в ее памяти, но не в сердце. Образы истаяли, развеялись. Вновь обретенное прошлое не прельщало. Пестрый интерьер и музыка в столовой мешали сосредоточиться.
- Кстати, твой женишок искал тебя. Как ты в него втюхалась тогда! Вся база ухохатывалась!
- Да? - брови летчицы удивленно изогнулись. - Было бы забавно взглянуть на свою первую любовь.
- Поехали к гостинице. Он уже должен был вернуться. Ваша Лео возила Бартеро к какому-то Релезу. Тот мужик, вроде, придумывает, как прицепить дуражабль к кораблю
- Не сегодня, - Танри почему-то очень испугалась еще одной встречи. - Лучше завтра. Занятия раньше девяти не начнутся. Я буду ждать возле лекционного корпуса. Нет… - вспомнились Лилина с Давирой и прочие сплетницы. - Лучше за оградой на остановке. В восемь.
