— Завтра вечером вернусь, — предупредила. — Дорога на перевалах тяжёлая, не чистят пока. Каждый день туда–сюда не наездишься… Электростанцию с потёмками заводи, бензин экономь.
И укатила по трясучей каменистой дороге…
Проводив её, Вячеслав спустился к рубленой бане, прилепленной на уступе возле самой речки, и впервые облегчённо вздохнул. В Дивьей вотчине всё–таки были маленькие радости: баня топилась по–чёрному и оказалась уютной, чистой, со свеже выскобленными полком, лавками, да ещё жаркой, совсем не угарной. Он запарил веник, поддал кипятка на раскалённую каменку, заткнул отдушину, чтобы прогрелись стены и пар выстоялся. Затем пошёл в дом искать бельё с казённой одеждой: почудилось, от своей и впрямь пахло пожарищем. Но оказавшись в каменном низу, не удержался и сначала обследовал жилище вдовы.
На первый взгляд секретов в нём не было–ни потайных дверей, ни чёрных ходов. На нижнем ярусе один только закуток возле печи, запертая на замок тёмная кладовая и даже люка нет в полу, а значит, и подпола. Зато на втором, антресольном, шесть крохотных каморок, обшитых вагонкой, аккуратных, аскетичных, с окнами–бойницами и деревянными кроватями. И все застелены, как в гостинице или казарме, одинаковым бельём. Видимо, для туристов или почётных постояльцев, а на остальном пространстве–дощатые нары. В терем вотчинника попасть можно было лишь по внутренней лестнице, хотя была ещё одна дверь, что вела на подвесное гульбище, выходящее на южную сторону. Глухая северная стена, вплотную примыкающая к каменному останцу, также не имела и намёков на потайной ход: плотная, рубленная из оструганных, покрасневших от времени бревён и напоминающая музей средневекового оружия. Похоже, вотчинник занимался коллекционированием, но собирал всё подряд, с единственной тематикой–воинской. Между копий, щитов, мечей и алебард висели патронные винтовки начала девятнадцатого века, сабли, ятаганы и пороховницы соседствовали с боевыми топорами, мушкетами и пищалями. Только кривые засапожные ножи и наручи, основное историческое оружие Засадного полка, занимали почётное место–на двух растянутых шкурах снежных барсов. Ражный на всякий случай оттянул их края: спрятать двери или даже малый люк под ними было невозможно.
Но ведь откуда–то явилась ночная тень, гуляющая по светлице на цыпочках? Кто–то давил его грозным совиным взором, угрожал когтями. Не призрак же усопшего вотчинника…
Сундуков в тереме оказалось два: один, окованный, громоздкий и тоже музейный, был заперт и покрыт рогожным ковриком, из замка скважины второго, поменьше и попроще, торчал старинный кованый ключ. К тому же стоило его отомкнуть, заиграла простенькая музыка, напоминающая бой часов, эдакая охранная сигнализация. Вдова и впрямь заранее позаботилась о постояльце, причём зная его вкусы, и приготовила солдатское бельё, просторную льняную рубаху, такие же брюки и зимнюю камуфлированную форму, увязанную в отдельный узел вместе с горными ботинками. Даже размер подходил!
Правда, мимолётная радость в тот же миг и угасла–вот она, казённая одежда, чужие стены, пространство, даже воздух, пропитанный запахом горной лаванды, неведомой в средней полосе России.
Удел без вотчинного аракса, за волю надо платить…
С этими мыслями он и спустился к бане и, чтобы отвязаться, поскорее выпарить из себя прошлое, сбросил одежду, словно змеиную кожу, рывком отворив дверь, влетел в сумрачное чрево. И первое, что ощутил, — отсутствие банного жара. Баня не настоялась, а выстудилась!
И ещё пронзительный запах лавандового масла…
Если в светлице он был едва уловимым, ненавязчивым, то здесь–густым и насыщенным. А точно помнил, ничего такого не почуял, когда в первый раз заходил, чтобы сдать на каменку и заткнуть продых. Пахло обыкновенно, как пахнет во всех банях по–чёрному, — чуть горьковатым зноем разогретых закопчённых стен. Ведь специально нюхал, проверяя на угарный газ!
Оконце было единственным, низким, поэтому свет тонул в чёрных смолистых стенах. Однако и в полусумраке сразу же увидел дубовые листья на полу и полке–кто–то уже попарился, и веник измочален так, что превратился в метлу. А в шайке, где был запарен, трава, цвет лаванды!
Нет, не зря Ослаб спровадил его в Сирое; Ражный и в самом деле утратил ярое сердце и стал чувствительным ко всему, мимо чего раньше проходил не задумываясь. И теперь ощущение чужого места наслоилось ещё и на чужой запах, который показался приторным, мерзким, ненавистным. Он выплеснул на улицу шайку с отваром, открыл нараспашку двери, отдушину и, голый, сел на деревянную ступень лестницы, ведущей к речке. Не для гостя вы топили баню! Всё равно уже не попариться–разве что помыться горячей водой…
Запах этих южных растений теперь напоминал одно–бездомность, неприкаянность. Он сидел, взирал на себя со стороны и презрительно усмехался, оправдывая решение Пересвета: с отроком и впрямь недостойно выходить на боярское ристалище. Ну, разве что сойтись в потешном поединке.
Даже умыкнувшего невесту Сыча понимал…
И неожиданно увидел на сухих ступенях мокрые следы, уводящие вниз: кто–то прошёл на цыпочках, отпечатались только узкие, явно женские пальчики! Лишь в одном месте–целая, изящная ступня малого размера. И ещё рядом со следами оказался дубовый лист, упавший с тела…
Ражный встал и тут же сел, вспомнив, что голый, а там, внизу, в глубоком, врезанном в камень русле, вдруг словно рыба плеснула, нарушив мерный шум речки. Вячеслав попытался сам взять след и, сначала расслабившись, отпустил на волю нетопыря. Однако послушная всегда и чуткая летучая мышь испуганно забилась где–то у затылка, не в силах оторваться. Пространство впереди оказалось непроглядным, серыми ещё разлинованным зигзагообразными сполохами–ни единого цветного знака! Причём сразу же заломило виски и вновь проявилась нить, стягивающая голову.
Такого ещё не бывало! Всякий человек или любое теплокровное существо непременно оставляло за собой шлейф, напоминающий тепловой инверсионный след, долгое время не таявший в воздухе. И по нему, как по компасу, можно бежать хоть сутками, ориентируясь по степени яркости и цветному наполнению. Подобным зрением обладали дети, но до той поры, пока не зарастёт родничок, волки и охотничьи собаки, произошедшие от волков, а так же лисы, шакалы, дикие коты и некоторые хищники кошачьей породы. Все те, кто способен был добывать пищу засадной ловлей или долгим преследованием добычи.
Тут же нетопырь словно был ослеплён яркими лучами солнца и завис вниз головой, вцепившись когтями в затылок. Ражный попытался отвлечься, по– волчьи встряхнулся всем телом, разгоняя кровь по телу, и снова мысленно отворил давно заросшее темя, как отворяют клетку с птицей.
