Сон отлетел на прочь, и чем больше Ражный прокручивал в памяти всё произошедшее, тем отчётливее осознавал: порхающая сова или, скорее, женщина–аракс в состоянии Правила была реальностью, а не плодом воображения. То есть в доме вотчинника появлялся ещё кто–то, и не призрак, а человек, владеющий способностью летать и видеть невидимое.
И это обстоятельство его не расстроило, а, напротив, подогрело некое злое и мстительное любопытство. Под утро, когда сумятица в голове улеглась, Ражный всё–таки заснули, проснувшись уже засветло, будто продолжил прерванный ход мыслей, только уже осветлённых сном.
Конечно же, вдова живёт здесь не одна! Когда вчера вошли в этот причудливый дом, русская печь была протоплена, иначе бы затрое суток, что старуха ждала его, торгуя на рынке, всяко бы остыла. Да и каменный этаж выхолодило бы напрочь за такое время. И этот «истопник» наведался к нему в светлицу, дабы взглянуть на гостя и попытать его уязвимые места.
Прежде чем спуститься вниз, Ражный прошёл по покоям вотчинника и посмотрел в окна: кроме затянутых лесом склонов гор, виноградника да ульев, никаких признаков близкого села, жилья и соседей. Разве что приземистый каменный сарай, врезанный в склон, да у самой речки торчит крыша, судя по размерам, банная, и дымок из–под застрехи курится: верно, вдова и впрямь вздумала его попарить.
Дом был поставлен на узком горном мысу, с расчётом на уединённое существование среди не совсем уютного мира инородцев, до сих пор промышляющих воровством и разбоем. Стыла, от гор, его защищал высоченный, неприступный останец, а с трёх других сторон открывался вид на многие километры, так что подойти или подъехать незамеченным очень трудно.
Граница снега отбивалась по склонам гор на полкилометра выше, по чернолесью, а ниже, по буковым и каштановым лесам, он, видимо, таял и стекал ручьями в речушку, бегущую по узкому лесистому ущелью. Скорее всего, это и была Дивья река или, по–старому, Аракс. И впрямь, на первый взгляд эдакий райский уголок, где зима вряд ли бывает. Представительный, горделивый портал винного погреба у сарая до сих пор увит зелёным плющом, на винограднике свежая росная трава, кажется, даже пчёлы летают на утреннем солнцепёке.
Правда, дувал вокруг усадьбы, сложенный всухую, местами рассыпался, местами и вовсе превратился в бесформенные руины, особенно одна сторона, примыкающая к речке. И старинный каменный мостик на дороге заметно обветшал, сложенные из плитняка арочные быки были подточены высокой весенней водой и требовали срочного ремонта. Ражный поймал себя на мысли, что озирает окрестности хозяйским придирчивым взором: не так–то просто оказалось избавиться от вотчинных привычек…
И отсюда же, из терема, он высмотрел предполагаемое место ристалища. Ниже по склону, за виноградником и дымчатым каштановым перелеском, поднималась могучая, по–зимнему чёрная дубрава, обрезанная с одной стороны высокой речной излучиной.
О полёте совы над ложем в светлице Ражный и словом не обмолвился, однако за завтраком как бы невзначай спросил, есть ли здесь сотовая связь, и вдова вдруг всполошилась:
—Ты что, с телефоном приехал?! Мобильника у него давно не было—с тех пор, как отправился в Сирое, где связь с миром отсутствовала всяческая.
—Нет, вообще спрашиваю, — отозвался Вячеслав.
—Коль невмоготу станет позвонить, скажешь, — заявила вдова. — Тут в одном только месте берёт, на горе. Сам не вздумай звонить, найдут. Они по мобильнику быстро находят.
Не такая уж и замшелая оказалась вдова вотчинника, в средствах связи даже разбиралась. Он попытался завести житейский разговор с единственной целью —выяснить, живёт ли кто ещё в урочище и приходят ли гости.
—Тебе одной здесь нескучно? — спросил мимоходом. — По хозяйству кто–то помогает? И наткнулся на подозрительность.
— К чему это спрашиваешь?
— Ну кто–то вчера печь вытопил, — заметил он. — А сегодня гляжу, и баню. Ты же и на улицу ещё не выходила…
— Беда с этими вотчинниками, — уклонилась от ответа. — Вольный бы сроду не спросил… А что ещё заметил?
— Не заметил — почувствовал, — признался Вячеслав. — Кто–то ночью по светлице ходил. На цыпочках.
— И шаги слышал?
— Шорох и движение были. В какой–то миг словно ветром опахнуло. Кто– то был.
Но про полёт совы умолчал.
— Да, Сергиев воин, худы твои дела, — заключила вдова. — Это тебе блазнится. Тоскуешь ты сердечной тоской. Слыхала, у тебя Сыч избранную и названую невесту увёл из–под носа. По ней сохнешь–то? По Дарье?
— Она здесь ни при чём, — пробурчал он. — Я точно слышал и ощущал движение.
— Ничего, тоску полечу. Клин клином вышибают!
Самоуверенность старухи его раздражала.
— Кто всё–таки печи топит?
— Любовник! — ехидно усмехнулась она. — Абхаз один. С гор спускается, когда позову. Печь топит и меня греет. Такой расклад устраивает?
— Меня всякий устраивает. — Ражный встал из–за стола. — Благодарствую за хлеб–соль. Пойду места посмотрю…
— Далеко не уходи, — предупредила старуха. — Скоро баня будет готова. Бельё в сундуке заготовлено. Сундук в светлице. Свою одежду постирай, от неё пожарищем воняет. У меня служанок и прачек нет. Сходишь попаришься и дома сиди.
— Может, сразу меня под замок?
— Я на базар поеду, ты домовничать остаёшься, — серьёзно сообщила вдова. — Так что гуляй в пределах видимости, народ сейчас в горах всякий ползает. Случается, террористы набегают по незнанию, бандиты. Князья безмудрые муравейник расшевелили… Только смотри не обижай никого.
— Кого здесь можно обидеть? Пустыня кругом…
— Бандитов, например. Придут — не трогай, иначе потом греха не оберёшься. А сейчас помоги мёд загрузить.
И повела в хозяйственный каменный сарай, где стояло два огромных чана, доверху набитых гроздьями винограда.
— Вот, плесневеет уже, — опять заохала вдова. — Давить надо, а некому… Хорошо, оптового покупателя нашла на мёд.
Ражный вынес несколько фляг с мёдом, четыре поставил в багажник и две в салон. Тем часом вдова успела накормить кур в курятнике, пристроенном к сараю, и собрать яйца.
— Это тебе на пропитание! — крикнула, ковыляя к дому.
Она, видимо, утром всё–таки побрилась, а тут причепурилась перед автомобильным зеркалом, подкрасила губы и села за руль.
— Завтра вечером вернусь, — предупредила. — Дорога на перевалах тяжёлая, не чистят пока. Каждый день туда–сюда не наездишься… Электростанцию с потёмками заводи, бензин экономь.
И укатила по трясучей каменистой дороге…
Проводив её, Вячеслав спустился к рубленой бане, прилепленной на уступе возле самой речки, и впервые облегчённо вздохнул. В Дивьей вотчине всё–таки были маленькие радости: баня топилась по–чёрному и оказалась уютной, чистой, со свеже выскобленными полком, лавками, да ещё жаркой, совсем не угарной. Он запарил веник, поддал кипятка на раскалённую каменку, заткнул отдушину, чтобы прогрелись стены и пар выстоялся. Затем пошёл в дом искать бельё с казённой одеждой: почудилось, от своей и впрямь пахло пожарищем. Но оказавшись в каменном низу, не удержался и сначала обследовал жилище вдовы.
