— Выходит, Фауст — что-то вроде современного Прометея?
— Мысль не глупая, — с одобрительным смешком сказал Фауст, — хотя есть тут нюанс. Прометей плохо кончил — его приковали к скале, и стервятник прилетал клевать его печень. А Фауст, наоборот, расковался, вырвался из своего времени и пространства и свободно путешествует во все концы Вселенной. Разумеется, не без некоторой помощи со стороны друзей. И в этом ключевая разница между героем эпохи прошлой и героем эпохи новой.
— Речи ты кончаешь отменно, — сказала Елена и хихикнула: — Ты при всех обстоятельствах так отменно кончаешь?
При таком намеке естество Фауста невольно напряглось, и ему пришлось усилием воли усмирить возбужденную плоть.
— Хорошо, — сказала Елена, — я не против продолжить путешествие. Признаюсь, я начинаю тащиться от нового мифа, который ты помаленьку сооружаешь. Куда мы направимся дальше? Хотя бы намекни.
— Дальше нам надо убраться отсюда подальше. Эй, Харон! Паром готов к отправлению?
— А есть у вас все необходимое для заклинания?
— Есть, есть, — сказал Фауст, передавая полученный от Аззи пакетик.
Харон снял крышку бака для магического горючего и осторожно высыпал туда содержимое пакетика. Стоило Фаусту произнести над баком заклинание, как у борта парома появился водяной дух, отдал швартовы и исчез, после чего паром содрогнулся. Из бака с магическим горючим повалили клубы серовато-зеленого дыма с охряным оттенком и сияющим ободком. Немного погодя заклинание по переносу в пространстве заработало в полную силу, и паром двинулся вперед, стремительно набирая скорость.
Случись на берегу знающий наблюдатель, то, провожая взглядом паром Харона, удаляющийся в клубах серовато-зеленого дыма, он бы решил: что-то неладно! Этот странный дым рвотного вида совсем не похож на обычный выхлоп магического двигателя. Да, заключил бы этот наблюдатель, путешественникам грозит большая беда. И он был бы недалек от истины.
Мак оказался на дороге между двумя ровными рядами тополей и зашагал вперед. Взойдя на пригорок, он увидел неподалеку шпили великого города. Стояла теплая солнечная погода. На дороге было довольно оживленно; прохожие ходили в примерно таких же штанах, кафтанах и мягких туфлях, которые носили жители Кракова, но здесь их приукрашивали с особым итальянским щегольством. Мак скользнул взглядом по самому себе и с удовлетворением обнаружил, что Мефистофель позаботился одеть его согласно местной моде. В отличном настроении он вошел в ворота чудесной, кипящей жизнью Флоренции.
На узких улочках царило праздничное оживление: казалось, все жители высыпали из домов в своих лучших нарядах. В этот прекрасный весенний день Флоренцию переполняли праздничные чувства. Едва ли не на всех балконах и крышах развевались разноцветные флаги и флажки, у каждой городской общины — свои. На улицах кишели торговцы маленькими кружками горячей пиццы — она была совсем недавним кулинарным изобретением, подарком Возрождения всем будущим эпохам. Конные латники в стальных шлемах и с копьями наперевес курсировали по улицам, покрикивали на прохожих, заставляли людей посторониться — словом, вели себя с дурацкой надменностью полицейских всех времен.
Мак проходил мимо торговых рядов, полки которых ломились от одежды на продажу, кухонной утвари, восточных пряностей, мечей и кинжалов на любой вкус. Тут продавали фарфоровую посуду, там арбузы, а дальше — речную рыбу.
Глаза у Мака разбегались от множества интересных вещей, но он решил прежде всего снять комнату в гостинице. Первым делом он заглянул в кошелек и удовлетворенно хмыкнул: денег было более чем достаточно — скупой на советы, в финансовом отношении Мефистофель был щедр. Маку приглянулся постоялый двор в аккуратном доме, выкрашенном в нежные пастельные тона; рядом с золотым листом на вывеске красовалось название «Парадизо».
Хозяин, краснолицый детина с примечательным прыщом на носу, вначале отнесся к Маку с подозрением — порядочные путешественники посылают вперед себя слугу, чтобы тот снял номер в гостинице. Но когда Мак протянул ему золотой флорин, хозяин «Парадизо» сразу же подобрел и рассыпался в любезностях.
— Мои лучшие комнаты к вашим услугам, драгоценнейший доктор Фауст! Вы прибыли в благодатное время, в разгар праздника — нынче флорентийцы жгут все, что тешит земное тщеславие.
— Слыхал о вашем обычае, слыхал, — сказал Мак. — Костер разожгут далеко отсюда?
— Рукой подать — пройдете две улицы, до пьяцца делла Синьория, там все и происходит, — ответил владелец «Парадизо». — Вам посчастливится наблюдать одно из замечательнейших событий нашей эпохи. Джироламо Савонарола пообещал, что в этом году обряд сожжения будет по-настоящему впечатляющим!
— Что за человек этот Савонарола? — осведомился Мак.
— О, среди нищенствующих монахов нет святее его! Он настоятель монастыря доминиканцев и великий проповедник. Доступный, простой человек, не то что прочие церковники. А в каких крепких выражениях он обличает зажравшихся клириков — заслушаешься. И индульгенциями, дескать, они торгуют, и на симонии они наживаются, не говоря уже о прочих мерзостях. К тому же Савонарола горячий сторонник крепкого союза с Францией.
— А что дает этот союз?
— Французский король обязался по договору защищать нас от папы, который хочет вернуть к власти флорентийскую династию Медичи.
— А сами вы не любите Медичи? — спросил Мак.
— Отчего же, правители они неплохие, — сказал владелец постоялого двора. — Скажем, Лоренцо Медичи прозвали Великолепным вполне по заслугам. При нем процветали искусства. Да и весь город превратился в один из красивейших городов подлунного мира.
— И тем не менее народ не очень-то его любит? Я правильно уловил?
Его собеседник пожал плечами:
— А чьими мозолями все это великолепие создано-нажито? Простой народ горбатится, а много ли видит награды? Да и вообще мы, флорентийцы, вольные люди и не потерпим над собой власти одного семейства, пусть даже такого прославленного, как семейство Медичи.
Мак наскоро осмотрел свои комнаты и остался доволен. Он уже освоился с жизнью на широкую ногу. Теперь следовало найти Маргариту.
Содержатель постоялого двора подсказал гостю, что рынок, где продаются шелка, находится на небольшой площади на фьезольской дороге. Маку этот рынок напомнил восточный базар сгрудившиеся лавчонки, видимо-невидимо всяких притирок и снадобий для использования в банях, узкоглазые физиономии китайских купцов с волосами, собранными сзади в косицу. Здешний рынок был завален муаровыми шелками, в которых щеголяла вся фландрская и нидерландская знать, а также шелками двойной покраски, самыми модными в том году в Амстердаме, и готовыми сорочками и рубахами из шелка-сырца. Между рядами лавок затесалось множество столов, у которых можно было выпить кофе, отведать спагетти — их рецепт привез в Италию не кто иной, как Марко Поло, только в Китае их упрямо называли лапшой.
