– Выходи, – попросил он. – Я не причиню тебе вреда, даю слово.
– А она?
Я с трудом сдержал улыбку. Голос шел откуда-то из-под стола и больше всего напоминал писк обиженной мыши.
– И она не причинит. – Рикки запрещающе мотнул головой, когда я покачнулся было на звук, намереваясь перехватить домового. – Никто тебе не навредит. Ты ведь пришел оправдаться, не так ли?
– Не хочу, чтобы брызгали святой водой. – Голос стал еще выше, практически срываясь на визг. – Она жжется! А я ничего не делал! Всех мышей этой бабе перевел, а она святой водой грозит!
– Успокойся, – мягко, словно разговаривая с ребенком, произнес Рикки. – Не будет святой воды. Но сначала ты должен рассказать, что тут произошло.
– Что тут произошло, – ворчливым тоном повторил домовой. Из-под стола послышались какие-то странные звуки, больше всего напоминающие приглушенные рыдания, которые, впрочем, закончились так же резко, как и начались. – Ходють тут всякие по ночам. Страшные. Смертью от них пахнет. Люди, кто тут был, наверняка год жизни незаметно для себя потеряли. А колбасе много ли надо? Что от нее за год останется? Гниль да гниль одна.
– Приходил один человек? – Рикки весь подобрался, словно для прыжка. – Или их много было?
– Один, – заверил его домовой. – Если бы толпа пришла – все бы перемерли.
– И зачем он сюда явился?
– Откуда я знаю? – огрызнулись из-под стола. – С порога сразу по лестнице шасть на второй этаж. Лучше у дружка спроси. В его комнату гости наведывались.
Я почувствовал себя неуверенно под перекрестием сразу трех пар взглядов. Цурия оскалилась в кровожадной ухмылке и потерла пальцы, словно пересчитывая монеты. Отступники, сдается, моя плата за жилье теперь возрастет до немыслимых высот! То ору во сне, пугая соседей. То заявляюсь, перепачканный донельзя. Теперь еще и это.
– А почему тогда мебель и одежда не испортились? – хрипло спросил я, пытаясь замять неудобную тему. – Ладно, со столами и стульями, предположим, за год ничего не произойдет. Но одежда-то должна была лохмотьями пойти! Хотя бы у меня в комнате, раз уж туда гость приходил.
– Одежда неживая, – терпеливо объяснил мне домовой. – И никогда не была таковой. А колбаса бегала и мычала когда-то. Ну… Как-то так.
Цурия задумчиво подергала себя за рукав платья, словно проверяя, не собирается ли шов сам собою разойтись, и недовольно качнула головой.
– Целый год жизни! – горестно прошептала она. – Мне и так уже… хм… тридцать пять. А с такими чудесами не заметишь, как на сорок выглядеть начнешь.
Флокса скептически выгнула бровь, услышав признание хозяйки постоялого двора насчет ее возраста. И я вполне понимал сомнения подруги. На вид Цурии никак нельзя было дать меньше пятидесяти. Надо же, тридцать пять! Правду говорят, что лучший способ обидеть женщину – спросить, сколько ей лет на самом деле.
– Я не понимаю, – кашлянув, негромко проговорила Флокса. – Когда приходил этот загадочный некто? Я практически всю ночь провела в комнате, дожидаясь Шени. Лишь на рассвете выскочила на улицу, поскольку дома сидеть уже мочи не было – трясло всю от волнения. И я никого не видела. Только Борг на пару секунд заглянул, тебя проведать хотел. Правда, сразу же ушел, предупредив, чтобы не думала за тобой в нижний город идти. Мол, утром сам найдешься.
– Борг… – машинально повторил я. Цыкнул сквозь зубы и отрывисто кинул домовому: – Так как этот гость выглядел? Очень высокий, с длинными волосами, убранными в хвост, и могучего телосложения?
– Не, – с сомнением протянули из-под стола. – Этот тоже был, но смертью от него не пахло. Тот, про кого калякаю, в плащ кутался. Поди, пойми – баба али мужик. Не соображу никак, почему этот Борг его не заметил – страхолюдина, считай, за его спиной прятался. Правда, твоя зазноба тоже никого не увидала, хотя прямо в упор смотрела. Чудно… Сами водють тут всяких, а меня потом святой водой поливают.
Голос нечисти дрогнул, и в комнате вновь послышались приглушенные жалобные всхлипывания.
– Ну… – Цурия заметно смутилась. – Ты это… Не серчай. Откуда ж мне знать, кто баловался?
– Я тебе хоть раз что-нибудь плохое сделал? – визгливо спросил домовой. – Только помогал по мере сил. Мышей вывел, тараканов ночами бью. А ты…
– Однажды ты мне такой колтун на голове ночью заплел, что потом сутки расчесаться не могла, – резонно возразила Цурия. – А другой раз сажей всю входную дверь перемазал.
– Э-э-э… – В голосе нечисти послышалось явное смущение. Впрочем, нужное оправдание после секундной заминки нашлось: – Дык нечего было прокисшего молока наливать на ночь! Или думаешь, что мне любое сгодится?
– Да ладно, чего старое поминать, – изрядно подобревшим голосом произнесла Цурия. – Сегодня вина плесну. Только чур не буянить и посуду не бить!
Рикки покачал головой при виде такой идиллии и кивнул мне, предлагая оставить Цурию и домового выяснять свои отношения наедине. Я на цыпочках двинулся в сторону двери, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Будем надеяться, что к моему возвращению Цурия успеет забыть о том, кто именно послужил пусть косвенной, но причиной ее убытков.
Однако мой стратегически важный маневр провалился. Когда я уже занес ногу над порогом, меня окликнул нежный голосок хозяйки постоялого двора:
– Шени, милый, ничего личного, но с завтрашнего дня ты платишь в месяц на десять серебряных больше.
Я приглушенно ругнулся. Десять серебряных! Да это половина от той цены, что я платил прежде. Но возражать не осмелился. Вместо этого обернулся и подарил Цурии самую чарующую свою улыбку.
– Вы разбиваете мне сердце столь жестокими словами, – мурлыкнул я. Цурия нахмурилась, почуяв неладное, поэтому я торопливо продолжил: – Но отказать настолько прекрасной сударыне я не в силах. Пусть будет по-вашему.
На самом деле мне было грех жаловаться. Все могло закончиться намного плачевнее для вашего покорного слуги. Например, Цурия попросила бы меня с вещами пойти прочь, здраво рассудив, что ей не нужен настолько беспокойный постоялец. Благо, что в Лутионе всегда хватает людей, ищущих постой за приемлемые деньги. Или же она потребовала бы возместить ущерб за испорченные припасы, что нанесло бы моему кошельку куда как более ощутимый удар.
– Да, кстати. – Настиг меня запоздалый окрик Цурии, когда я уже оказался в спасительном коридоре. – Не забудь за протухшую снедь ползолотого прихватить. И скажи «спасибо», что платы не требую с года своей бесценной жизни!
Как говорится, и крыть-то нечем.
* * *
Я уминал за обе щеки уже вторую порцию горячего наваристого борща, щедро сдобренного сметаной и посыпанного свежей зеленью. Не отставал от меня и Рикки. Только Флокса вяло ковырялась ложкой в салате, выбирая из тарелки лишь свежие огурцы.
