Маленький Динозавр не получил хорошего образования, а поэтому не знал, что всякий, кто подолгу любуется облаками, сам рано или поздно может превратиться в облако. И когда это случилось, он так удивился, что тут же пролился дождем на ближайшую рощу. Хвощи, надо заметить, были очень довольны: растения любят дождь. Дождь, впрочем, все любят, только некоторые люди обзывают его «плохой погодой» и хватаются за зонтики. А чего еще ждать от людей?..
Что же касается Маленького Динозавра, он быстро взял себя в руки и дождь прекратился. Оно и хорошо: у того, кто недавно стал облаком, много других забот. Нужно научиться парить в небе, кататься на ветре, окрашиваться солнечным светом, и еще многим важным вещам, о которых те, кто ходит по земле, даже не догадываются. Зато облакам не нужно размышлять о Смысле Жизни. Им это даже противопоказано. Какой уж тут смысл.
Динозавры, как известно, вымерли так давно, что теперь даже трудно поверить, будто они действительно жили на Земле. Сказочные драконы, мифические звери-песьеглавцы и девушки-русалки с рыбьими хвостами — и те выглядят куда правдоподобнее, чем динозавры. Но облачко в форме динозавра по-прежнему путешествует по небу. Иногда, впрочем, оно забавляется, принимает причудливые, фантастические формы — в точности, как те узоры, которые рисовал на песке Маленький Динозавр. Так уж оно развлекается. Но чаще всего это облачко похоже на динозавра. Его вполне можно увидеть в небе, над любым городом — если, конечно, повезет.
Но тебе-то уж точно повезет. Это сразу видно. Невооруженным глазом.
СКАЗКА ПРО СИЛУ МОЛИТВЫ [21]
Жил в одной деревеньке поп. Ну или мулла, или раввин — словом, профессиональный служитель культа. Добрый, славный, но наивный, как младенец.
Не имеет значения, к какой конфессии он принадлежал, зато важно знать, что деревенька та была совсем глухая, без почты, телеграфа и телевизионных антенн, даже радио там практически не работало, а до ближайшего районного центра — шестьдесят километров по болотам. Никто в этот райцентр особо и не рвался — больно надо.
И вот однажды в деревеньке объявились заезжие шутники, столичные туристы. Поели малины, попили парного молока, заскучали и решили развлечься. Пошли к нашему священнослужителю, говорят:
— Вот вы тут сиднем сидите и не знаете последних новостей науки. А тем временем — ну вот буквально на днях — по телевизору рассказывали, что ученые доказали две вещи. Во-первых, Бог действительно есть. А во-вторых, он глухой. То есть натурально ничего не слышит. Совсем.
От такой новости служитель культа совсем растерялся. То есть, что Бог есть — это он и без ученых всегда знал. Но вот «глухой»… Ему показалось, что — да, это многое объясняет.
— Ты, — говорят заезжие шутники, — завязывай со своими заутренями-намазами-мантрами. Чего зря бубнить? Ты, — предлагают они, — давай, что ли, учи семафорную азбуку. Будешь теперь Богу флажками махать. Авось, поймет.
Порвали на флажки старые кальсоны, помогли служителю культа приладить их к веткам, поглядели, как бедняга машет с колокольни-пагоды-минарета, поржали, уехали.
Меж тем, молитвы нашего священника с тех пор, ясен пень, сбываются. Мгновенно, стоит лишь просигналить. Он-то, простая душа, ничего особенного не просит. Превратил свою деревеньку в рай на земле, и счастлив. Еще и благословения столичным туристам-насмешникам выпрашивает ежедневно. Те уже лучатся халявной благодатью, а ее все больше становится.
С молитвами — с ними всегда так, обычное дело. А странствующие шутники, каковы бы ни были их помыслы, благословенны. Тоже обычное дело.
Подозреваю, еще немного, и я стану рассказывать эту сказку как байку из жизни. Дескать мимо той деревни проезжать доводилось, и попа с флажками мне показывали мужики с бензоколонки. Я уже почти вспоминаю, как это было. Лето, июнь, дождь, до Москвы оставалось семьсот двадцать восемь километров.
СКАЗКА О СМЕРТИ И СТРЕКОЗЕ [22]
Давным-давно, когда небо было зеленым, земля — плоской, а ангелы не боялись спускаться на землю и порхали повсюду, как большие белые шмели, в делах людских был установлен такой строгий порядок, что всякий человек, едва родившись (а рождались тогда, понятное дело, в рубашке, застегнутой на все пуговицы), тут же получал из Небесной Канцелярии заказное письмо. Документ этот непременно доставлялся курьерской почтой; в зависимости от погодных условий и переменчивой моды дежурный посланник богов изливался на землю золотой росой, или прилетал на белых журавлях, или приходил налегке, в одних крылатых сандалиях на босу ногу — в любом случае, соседям счастливой роженицы всегда было на что поглазеть.
Кроме официального поздравления с днем рождения и персонального гороскопа, составленного небрежно, на скорую Руку Судьбы, зато изложенного приятным и доступным пониманию слогом, во всякий конверт было вложено «Свидетельство о смерти» — изящная открытка, где среди игривых траурных завитушек и рекламных слоганов, разъясняющих потенциальным потребителям небывалые возможности посмертных перевоплощений на экзотических островах, были отпечатаны дата и точное время смерти новорожденного. Молодая мать обычно изучала документ с любопытством, но без внутреннего трепета; великого секрета из него не делала, хотя и не болтала об этом на каждом углу, конечно. Просто к смерти в те незапамятные времена относились куда спокойнее, чем нынче. Ну, родился, ну, умер — дело житейское, не в первый, не в последний раз. Так рассуждали не только астрологи и философы, но вообще все, от простых обывателей до, страшно сказать, поэтов.
А знать точную дату своей смерти, — так думали в ту пору люди, — очень даже удобно: по крайней мере, можно более-менее разумно планировать свою жизнь. Никто не стал бы, скажем, учить арифметике, алхимии и хорошим манерам ребенка, которому предстоит умереть задолго до наступления совершеннолетия; с другой стороны, никому бы в голову не пришло требовать спешки в делах от будущего долгожителя. Ясно же, что за триста лет он преспокойно все успеет.
К тому же, зная день и час своей смерти, всякий человек мог заранее подготовиться к этому важному событию: уладить дела, написать разумное завещание, как следует попрощаться с друзьями и заблаговременно оплатить погребальную церемонию, чтобы не взваливать нелегкие эти хлопоты на плечи вдов и сирот, и без того вполне обездоленных.