– Не слишком ли я мелкая персона для такой сложной операции? - спросил я чикагского шефа.
Он покачал головой.
– Пока можно строить только догадки… Кстати, Бари, вы знакомы с сенатором Уилли?
– Знаком. Он недавно звонил мне. А что?
– Очень любопытная деталь. О ней сообщил нам Юрик. - По топу Боби чувствовалось, что это важная новость. - В тот злополучный для Гешта день у него гостил сенатор.
– И что здесь особенного? Они старые приятели. - Я говорил как можно спокойнее, хотя уже видел близкую опасность.
– Сенатор Уилли проводит предвыборную кампанию на средства Гешта. Это, разумеется, не криминал, - Боби подмигнул мне, словно напоминая, что держит мою сторону, - но если поразмыслить, многое встает на свои места!
Теперь я не сомневался: Уилли тоже знал! "Это не он… не он!" - кричал сумасшедший, пытавшийся продлить свою жизнь на чужих страданиях.
"Надеюсь, вы поняли Файдома Гешта правильно", - дружески советовал сенатор. Да, правильно! В этом спятившем мире его совет звучал недвусмысленным предупреждением. Как не разглядел я вовремя истинное лицо сенатора? Я - Джон Бари…
– Верно, - спросил я Боби, - что Крафт утверждает, будто приказ получен им от "чертовой дюжины"?
– Верно. Даже он нашел элементарный выход. Эдинтона нет, концы в воду.
Разрозненные события моей семейной трагедии складывались в стройный сюжет. Встреча с Марией на новогоднем балу у Гешта, где Эдди прыгает через автобусы, - это как бы репетиция нашего будущего, начало тщательно разработанного сценария… Мое пребывание в Большом Джоне случайно совпадает с акцией террористов, но кто-то из двоих - Гешт либо Уилли - довольно ловко воспользовался мальчишеской выдумкой группы: "Джон отвечает за Джона…"
Крафт логически завершил давно задуманное: по всей стране воспрянули духом расисты, прокатилась волна ненависти к цветным.
Вся эта шайка за мной наблюдала, исследовала, изучала меня, как изучают редкое животное. Как окапи, открытое в каменных джунглях сегодняшнего бессердечного мира. На что способен этот жираф в полосочку? Что он может, управляя остатками эмоций людей, воздействуя страхом на подсознание, сделать полезного для большого бизнеса?.. Исследовали спокойно, холодно, зло, моделируя разные ситуации. Даже моя гибель была вычислена до доллара и цента.
В этой шайке хамелеонов-политиканов, бизнесменов, уголовников один Гешт поступал так, как хотел, используя реальную власть: ненавидел меня и мечтал о Марии. Но и он оказался уголовником… Неужели любя надо непременно убивать?
Огромный незримый механизм преступлений был пущен в ход. Один - выживший из ума, но совершенно здоровый старик - получал противоестественные эмоции; второй - мой "личный друг", используя падение престижа правительства, неспособного унять зарвавшихся негров, полез в президенты. Им обоим была выгодна моя гибель как месть грязных ниггеров.
Хорошо организованный расизм - главное оружие большого бизнеса.
Не ты ли, мой друг сенатор, организовал всю ситуацию?
И мне, и цветным, и заодно правительству?
Впрочем, я очень далеко зашел в своих рассуждениях…
– Скажите, Боби, нет ли у вас на примете лечебницы, удаленной от посторонних глаз? - спросил я шефа.
И рассказал о своем разговоре с сенатором.
– Не случайно все это, - признался я Боби. - Лучше держать сына подальше от всякой политики.
– Согласен, - кивнул шеф. - Постараюсь найти для мальчика безопасное место.
Оставался один человек, которому можно было высказать все. Я вызвал Аллена. Он слушал, не прерывая, иногда цедил сквозь зубы: "Негодяи… Нечеловеки…" Потом сказал:
– Ты прав на все сто, Жолио! Но ситуация сложнее, чем ты предполагаешь. Слушай сюда! - Это на нашем школьном жаргоне означало: будь предельно внимателен, крути мозгами, соображай!
– Слушаю, Вилли!
– Ты вольно или невольно оказался в эпицентре самой тайной и разрушительной войны!.. Точнее - ты и я. Мы оба. Соображаешь?
– Туговато, Вилли, - промямлил я. - Может, от недосыпания?..
Он тихо засмеялся и сказал словечко, от которого жарко дохнуло давно забытым чувством великого мальчишечьего единства:
– Не дрейфь!
Я свистнул в ответ - совсем как в классе с задней парты, когда был готов отдать жизнь за доверие товарища.
– Слушай сюда, Жолио!.. Я сравнил твои репортажи со своими данными и вывел систему. Понял? Сейчас кое-что напомню.
– Давай.
– Твои давние репортажи об этом славном муравьишке Джино. В конце концов ты нашел виновного - концерн "Петролеум". Он не одинок. У меня сотни снимков отравленных вод морей и океанов, пустошей на месте бывших лесов, исчезнувших рек. Что это, Жолио?
– Уничтожение природы.
– Вспомни Токио, - продолжал Аллен. - США произвели подземный взрыв, вызвали искусственное землетрясение. Спрашивается, зачем?
– Ослабление экономического конкурента. - Я сформулировал наконец то, о чем не сказал в своем коронном репортаже.
– Твои последние на земле туареги. - Голос Аллена звенел от волнения. - Кто мог проделать дыры в небе, сжечь защитный слой озона? Только две державы - или Америка, или Советский Союз.
– Все знают, что именно США добиваются нефти Сахеля, - пробормотал я, сознавая, что факты складываются в страшную для мира картину.
– Мне больно за мою страну, - сказал печально Аллен.
Да, Америку всегда отличала погоня за изобилием за счет остального мира. Шесть процентов населения земного шара привыкли потреблять треть мировых ресурсов. Ради благополучия этих людей, да и то не всех, а лишь обеспеченных, расходовались энергия и ресурсы многих стран и народов, пускались в ход подкуп, шантаж, экономическое давление, государственные перевороты, развязывались в "горячих точках" планеты войны.
Аллен продолжал перечислять методы новой климатической войны, которые он предвидел из своего далекого космоса.
Искусственное цунами смывает города и поселки в странах, которые необходимо держать в страхе… Тысячекратно усиленные молнии уничтожают важные стратегические объекты…
Тропические ливни, вызванные в любой точке земного шара, затопляют целые районы…
Акустические волны на поверхности моря повергают к ужас и отчаяние экипажи кораблей противника…
Десятки стихийных бедствий, как называли прежде непредвиденные явления природы, сознательно запрограммированные военными, политиками, купленными ими учеными, могли быть пущены в ход с такой же легкостью, с какой повернул ураган "Камилла" от Америки на слабые страны.
– Как ты назвал это оружие? - спросил Аллен.
– Оружие Зевса.
– Название годится! (Я чувствовал, что друг улыбается.) Ты всегда был фантазер, Джон.
