Сам же он думал лишь о том, как теперь добраться до целителя. Но попасть в центр вражеского лагеря, обойдя посты и выкрасть лекарство, о котором он не знал почти ничего… Если бы он мог перемещаться по желанию, тогда возможность бы была. Но он все еще шагал только под влиянием страха.
Если бы войско ришей было разбито…
* * *
Священник и мальчик стояли на мощеном полу храма.
— Значит, на севере ты не нашел своих соплеменников? — В глазах олериса плясали искорки.
— Я не искал… То есть, ну я просто не могу сказать, но это ничего такого.
— Когда-нибудь я добьюсь от тебя ответа. Но пока город в осаде у меня хватает своих забот. Не знаю, продержится ли он хотя бы седмицу, так что сейчас чужие тайны меня интересуют не сильно. Да и ласчи на твоих плечах лишний раз говорит, что твое дело касается только тебя и Пальда.
— Мои тайны совсем не интересны. Может, они кажутся такими, потому что это секрет, — сказал Саша.
— О нет. Меня интересуют не столько твои тайны, сколько ты. Мне совсем не стыдно признаться, что ты совсем выбиваешь меня из колеи. Можешь говорить, что ты из далеких земель. Но я вижу, что причина глубже. А я всегда нахожу причины.
После этих слов Саша обрадовался, что в этом мире, по окончании войны, он вряд ли будет находиться сколько-нибудь долго. Они молчали какое-то мгновение. Саша взглянул на статую Пальда в центре храма, обращенную к нему образом Воина.
И вдруг вспомнил воина в черных одеждах, отправлявшегося в поход вместе с князем. Ульр — так называл его Ареил. И еще он называл воина сыном олериса. Саша задумался — выразить соболезнования жесткому как камень храма старику или нет. Но затем решил, что молчать не стоит.
— Я вдруг подумал, что не сказал… То есть я сожалею…
— Ты об Ульре? — прервал его олерис.
— Да.
— Я слышал уже достаточно соболезнований, — священник пожал плечами. — И отвечу тебе, как и остальным — я всегда знал, что породил смертного.
— Значит, он действительно не вернулся. Но ведь это…
— Ты тратишь время на сожаления по погибшей любви, но всё это ложь. Я слишком хорошо знаю людей — их души погрязли в грехе и себялюбии. Что бы мы ни любили — всё это имеет причину. И настоящая наша любовь — это любовь ко времени. Всё это только потерянное время и горюют люди именно о нем.
— Верно, и это естественно, — поддакнул Ворон, — Нет на земле ничего незаменимого. Объективно… и поэтому, имея причину, которую можно было бы заменить, а значит и человека, мы сожалеем лишь о том, что потратили время именно сюда.
— О том, что вкладывали его в детей, друзей, любимых и свои труды. Привыкают и потом цепляются за погибших. Я не могу тратить время на тех, кого забрал Пальд. Да и у меня его совсем немного, прежде чем Он призовет мою душу. Может это звучит жестоко, но такова истина.
— Нет, я понимаю.
Олерис поднял глаза на статую и повторил:
— Когда любовь уходит, у меня нет времени на горечь. Пальд отводит нам его совсем немного.
* * *
Крысолюды не сразу начали штурм. Метательные машины были уже собраны, а частокол вокруг города, лестницы, примёты и таран — нет. И до того как приступить к штурму, они открыли из камнеметных машин огонь по городу. Только стреляли не камнями.
Когда Саша в первый раз увидел, чем стреляют риши, его вырвало. Полуразложившиеся тела людей, смердящие и пугающие. Моральный дух горожан падал на глазах, пока по всему городу работали похоронные команды.
Кроме того они использовали греческий огонь. У ришей это были горшки с жиром каких-то северных животных в одной части сосуда и легковоспламеняющейся смесью — в другой его части. Пламя вспыхивало мгновенно, сильно чадило и горело долго.
Саша помогал жителям тушить пожары, здесь не нужно было разрешения, не было четкой организации. Привыкшие к частым пожарам деревянного города люди сходились в группы сами. Действовали слаженно, без суеты.
Риши также часто подходили к стенам, открывая огонь из арбалетов. В ответ ловили выстрелы лучников. Со стороны это выглядело вяло, словно редкие автомобили на предрассветном шоссе. Но день наступил. День, когда сколочены были лестницы. К воротам двинулся таран, а к стенам — примёты, по которым риши намеревались взобраться на стены.
— Какой смысл в войне? То есть я понимаю, отбирать ресурсы… Но мне кажется что есть что-то большее, что война приносит больше проблем…
Город пылал. Саша шел по разбитой мостовой. На его глазах пьяный солдат вывалился из дверей и упал в грязь… Он чувствовал злость и бессилие. В грязных и неопрятных мундирах величайшая армия была похожа на сборище дезертиров. Хотя, по большей части этим и заканчивалось. Победа, обернувшаяся поражением — удержать взятое становилось невозможно. Когда враг, распавшись на небольшие группы сохранял целостность, а костяк твоей армии, находясь вместе, на глазах распадался на части как плоть пораженного проказой… Оставалось бежать. Бежать, надеясь, что успеешь.
Из дверей выскользнул офицер. Он брезгливо отбросил руку солдата сапогом и повернулся к Саше. В его глазах плескался мрак, когда он заговорил.
— Ты прав и… не прав. Война — одно и самых эффективных средств решения проблем. С точки зрения экономики — это может быть войной за ресурсы. Да и геополитика — та же война за ресурсы.
Он окинул взглядом земли вокруг. Скудная, бедная земля. Земля вечной войны. Холод ледяных зим забирал нажитое непосильным трудом. Но люди… Он не знал сильнее и отважнее их. Сила, расточаемая на усобицы, когда чуть дальше родники, способные утолить жажду вечных песков и финиковые пальмы, услада для уставшего война.
Пора направить эту силу. Но для начала, прежде чем корабли прорежут волны могучего океана, нужно собрать их в один кулак, такой же гибкий как океан и такой же могучий. И человек с Тьмой в глазах, по его приказу, бросил воинов вперед. Они вынырнут из леса неожиданно и уже завтра деревня присягнет ему на верность.
Они хотели бы убить его… но он сделает врагов своими верными друзьями. Они хотели бы обмануть его, но он заставить их обманывать друг друга. Так требуют безжалостные боги. И если только сила способна удовлетворить их жажду… Значит он станет ей.
И бездна во взгляде его тысячника переливалась улыбкой на уста, когда тысячи копыт ударили по пыльной земле. Подобные песку, неуловимому и неудержимому в буре, захлестнут они богатые города полные ленивых и слабых.
Видение исчезло, они снова стояли на улицах пылающего города.
— С точки зрения внутренней политики — говорил офицер — война это решение социальных проблем смещением внимания с наиболее актуальных… а есть еще война за идею. — офицер мечтательно улыбнулся и продолжил.
