- Вы не чувствуете, что все стало другим? Посмотрите на меня, я могу подойти к любой двери, и мне отроют, а вам? Да, приезжие не понимают, что это новый город, они больше подходят ему, чем все вы. Вы же замшели в своих привычках. Я не буду обсуждать вашу одежду, лишь посмотрите на мою. Штаны в расшивке, рубашка, обувь, прическа. А вы? Есть ли кто-то еще такой стильный, как я? А вы все должны ими стать!
Народ безмолвствовал. Каждому было о чем подумать. Никто не желал признавать, что он не моден, зато про соседа так был готов сказать каждый.
Неподалеку от места зарождения модного движения, которое потом назовут "Чудо башен Эвари", тоже происходило собрание. Только оно было более закрытым. В темной комнате присутствовало шестеро. Двоих мы знаем: Логорифмус и Григорий. Еще двое были представителями верхушки ордена богословов-практиков, а другие двое - ордена богословов-теоретиков.
Ситуация была нетривиальна. Все эти люди не знали, что говорить, и молчали. Каждый надеялся, что разговор начнет другой.
- Кмм, мгмм, - прокашлялся отец Григорий. Он был уверен, что эта встреча будет легкой и приятной, что признают их заслуги с товарищем, но все выходило не так. Это молчание говорило, что все находятся в затруднении. На привлекшего к себе внимание отца Григория покосился богослов Заравий, который посчитал, что поведение Григория непристойно.
- Кмхм, мгмгм, - подал голос отец Логорифмус, за что заслужил такой же неодобрительный взгляд от отца богослова Жвакавия.
- Мы собрались, чтобы дать указания нашим ...., - богослов Заравий примолк, как назвать реформаторов он не знал. - С тем, чтобы повелеть не обнародовать ничего из того, что готовится отцами Логорифмусом и Григорием без предварительного одобрения Совета, который сформирован из двухсот представителей ветви теоретиков и стольких же практиков.
Логорифмус и Григорий не смогли скрыть свое изумление от этого повеления. Такой Совет означал, что их труд никогда не будет обнародован. Им повезло, что им не дали открыть рот. Аналогичное приказание произнес отец Жвакавия, только сделал он это более витиевато и пространно.
Затем два несчастных отца-реформатора выслушали еще кучу условий подготовки их труда и последующей передаче в Совет и ушли оттуда морально измученными.
- Так ты что думаешь? - отец Григорий решился спросить своего товарища, когда они остановилась у дверей постоялого двора, где снимали две комнаты.
- Я буду писать, - угрюмо сообщил Логорифмус. Он впервые задумался над тем, чтобы послать свой орден вместе с Советом в самые дальние земли. - А ты?
- Я продолжу трудиться рядом с тобой, - отец Григорий постарался ободряюще улыбнуться. - А потом мы что-нибудь придумаем. Но я думаю, что надо нашу книгу писать более скрытно.
- Я согласен, они не должны знать, что мы уже сделали половину. Пусть забудут про нас, - Логорифмус встал на опасный путь и сам понимал это. На лицо было прямое неподчинение, обман и реформаторство, что означало открытое изгнание из ордена и тайную охоту за жизнью изменника.
Ни тот, ни другой не знали, что об их разговоре сообщили Шляссеру, который понял, как привлечь этих ученых на свою службу.
--
-- Глава 11. Интриганы
-- Библиотекарь: "Какую книгу вы заказывали из хранилища?"
Читатель: "Теория денежного обращения".
Библиотекарь (с диким апломбом): "Вы, что думаете, я их читаю?".
Читатель: "Извините, я не знал, что вы не умеете. Вон та синенькая моя".
/Из жизни/
- Пойти на занятие в пять утра - это ненормально! - провозгласил донельзя довольный Вунь. Со вчерашнего дня он пребывал в состоянии глубокой эйфории. Милагро тоже светился самосознанием собственной значимости и величественности.
- Ага! - зевая, согласилась Маша.
Эльнинь молчал, он стоял подтянутый и бодрый.
Хэсс посмотрел на свою команду.
- Да? Ну, тогда вперед! - он вышел на улицу. - Садитесь на землю.
Все послушно расселись.
- Что вам нравится? - последовал вопрос.
- Тишина! - в голос заявили Вунь и Маша. Эльнинь задумался. Милагро молчал. Его ответ и так был ясен. Милагро балдел от самого себя.
- Солнце, - определился Эльнинь.
- Ответ неправильный, - Хэсс закрыл глаза, ему не хотелось видеть их обиженные глаза. - Вам нравится все потому, что я так понимаю, вы откажетесь отдать навсегда что-либо из этого.
- Точно, откажемся, - Вунь хлопнул глазами так, что впору было подняться ветру. - Как можно отдать часть дня, ветра, солнца или звуков?
- Выходит, что мы сосредотачиваемся на чем-то одном, вместо того чтобы воспринимать все? - Маша уже могла делать выводы в стиле Хэсса.
- Точно, - Хэсс не стал скрывать довольной улыбки.
Эльнинь на него покосился, но свои мысли высказывать не торопился.
- Теперь обратный путь, - Хэсс опять закрыл глаза.
- Это как? - не утерпел Вунь.
- Да так, что если вам что-то не нравится, то это не значит, что не нравится все. Да, и не забудьте про людей, это все применимо и к ним, не только к обстановке вокруг. Когда обдумаете и будете готовы продолжать, скажите, - Хэсс постарался расслабиться, не подсматривать за своей любознательной командой, но иногда не удерживался, чуть приоткрывал глаза.
Маша так широко открыла глаза, в которых видно было лихорадочное переосмысление жизни.
Милагро довольно жмурился. Похоже, что он все выводы приспосабливал к своей жизненной позиции.
Эльнинь в противовес Маше нахмурился. Хэсс мог поспорить на что угодно, что Эльнинь думает о Линае.
Вунь опустил голову, но когда он ее поднимал и поглядывал на Хэсса, то становилось ясно, Вуня раздирают такие чувства, что возможна буря. Никто так и не задал ни единого вопроса Хэссу до тех пор, пока их не позвала завтракать Лунь.
- Учитель, - позвала Маша. - А дальше мы когда будем заниматься?
Хэсс остановился у самой двери:
- Так позавтракаем и продолжим, если нет возражений, - предложил он.
- Хэсс! - позвал Вунь.
- А?
- Погоди, мне надо тебе сказать, - Вунь немного стеснялся. Маша, Эльнинь и Милагро ушли в дом. Вунь попросил прикрыть дверь, чтобы никто не слышал. Хэсс ждал, что выдаст его опекаемый.
- Хэсс! Хэсс! Хэсс! - Вунь немыслимо подпрыгнул и повис на его шее.
- Ты чего? - такого личный дух не ожидал.
- Сам догадайся! - Вунь отцепился и со спокойной душой отправился завтракать.
- Нда? - Хэсса привел порыв Вуня в замешательство, но тут он услышал смешки. Вся команда выглядывала из окна. Им то была похоже понятна реакция Вуня.
После завтрака царило благодушное настроение. Милагро мучила отрыжка, Вунь набил карманы печеньем, Эльнинь все более серьезно посматривал на Хэсса, а Маша просто ждала очередного чуда.
