Но поднять руки и сдаться — это не в правилах рода Одоевских.
И я атаковал.
Я обрушил на него град ударов, показал лучшее, на что я был способен, выложился до последнего, но он легко парировал атаки моих двух шпаг одним своим китайским мечом, а потом сам перешел в нападение, и мне стоило большого труда парировать все его удары. Но теперь я уже знал, что он сдерживается, что он может закончить этот бой в любой момент, но почему-то этого не желает. Не то, чтобы мне было слишком любопытно, почему он так делает, но я все же продолжал ему подыгрывать, хотя никаких надежд на успех у меня уже не было.
А потом, после очередного удачного парирования, шпага в моей левой руке погасла.
«Прости», — сказал Сэм: «И, видимо, прощай».
Я увернулся от следующего удара, сделал выпад, и Ван Хенг почему-то не стал его блокировать. Лезвие моей шпаги уперлось ему в грудь, но, разумеется, не сумело преодолеть его энергетическую броню.
И тоже погасло.
Я остался без оружия. Ван Хенг слабо улыбнулся и погасил свое, и в этот момент я врезал ему кулаком в челюсть. И, по-моему, сломал себе палец, потому что у меня сложилось такое ощущение, будто бы я ударил по кирпичной стене. А улыбка Ван Хенга стала чуть шире.
— Ты бился достойно, — сказал он. — Признаюсь, тебе удалось меня впечатлить.
— А я ведь даже не старался.
— Не лги мне, — сказал он, отходя от меня на пару шагов. Видимо, не хотел еще раз по зубам получить. — Ты старался. Ты отдал этому бою всего себя, и не твоя вина, что этого оказалось недостаточно. Тебе надо вставать рано каждым утром, если ты надеешься меня когда-нибудь одолеть.
Я ради такого вообще ложиться не буду, мрачно подумал я. Но о каком «когда-нибудь» он говорит, если для меня все должно закончиться здесь и сейчас?
Или… Или он играл со мной не просто так и ему что-то от меня надо? Но что? На что я вообще в этом мире гожусь?
— Ты проиграл этот поединок и теперь твоя жизнь принадлежит мне, — сказал Ван Хенг.
— Так забери ее уже и покончим со всем этим.
— Сначала я хочу поговорить, — сказал он.
«Поговори с ним», — взмолился Сэм. «Расскажи ему все, что он хочет знать. Может быть, тогда он нас и не убьет, хотя я в это не очень-то верю. Но, по крайней мере, во время разговора мы все еще будем живы».
Демон, как видно, мне достался не из самых мужественных.
— О чем?
— О твоем долге передо мной, — сказал он.
— Так я здесь, — сказал я. — Давай уже рассчитаемся.
— Твоя смерть не вернет мне товар, который ты забрал, — сказал он.
— И живой я тоже тебе вряд ли помогу, — сказал я. — Я не знаю, где он сейчас. И люди, которые его получили, не желают иметь со мной ничего общего.
— Я прожил достаточно долго, чтобы не рассчитывать на человеческую благодарность, — сказал Ван Хенг. — Кто эти люди?
— Какая-то группировка, находящаяся вне закона, — сказал я.
— Где их найти?
Я покачал головой.
— Я не знаю.
— Они обманули тебя?
— Скорее, это я подумал о них слишком хорошо, — сказал я. — Но так ли это важно?
— Скажи мне одно об этих людях, — попросил Ван Хенг. — Они ищут деньги или они ищут силу?
— Полагаю, что силу.
— Даже если они сумеют отыскать правильный путь, он будет долгим, — сказал Ван Хенг. — Но потери моей организации необходимо компенсировать.
Торгаш, с легким презрением подумал я.
Я полагал, он пришел отстаивать честь семьи, но похоже, что речь шла исключительно о деньгах. Нурлан ошибся, когда говорил, что эти люди мне социально близки.
Одоевские никогда не ставили деньги выше крови.
— О чем ты сейчас подумал? — спросил Ван Хенг. Вероятно, какие-то мысли отразились на моем лице, впредь мне стоит быть осмотрительнее.
Если это «впредь» вообще когда-нибудь наступит.
— Ты говоришь о товаре и деньгах, — сказал я. — Но еще ни слова не сказал о смерти твоего племянника.
— Он был глуп и больше мешал моим делам, чем помогал им, — сказал Ван Хенг. — Поэтому я и отправил его сюда, в далекое и тихое место, где долгое время ничего не происходило.
И где он не мог сильно навредить? Ну что ж, благодаря мне эта его ставка не сыграла.
А еще я подумал, что Ван Хенг слишком долго был наверху и слишком привык приказывать. Потому что, если у нас тут торги, а пока все говорило именно об этом, карту племянника следовало бы разыграть по-другому.
Мне все еще был неизвестен предмет торга, но в наличии самого процесса я уже практически не сомневался. Ведь он мог убить меня в любой момент, а я все еще был жив.
— Выходит, что я оказал тебе услугу, — сказал я.
— Даже если так, она не может компенсировать весь ущерб, который ты мне нанес, — сказал Ван Хенг. — Помимо племянника, ты убил несколько моих людей.
— И о какого рода компенсации мы говорим? — поинтересовался я. — Если о деньгах…
— Деньги меня не интересуют, — сказал Ван Хенг. — И я не думаю, что ты располагаешь ими в достаточном количестве.
— Тогда, о чем мы говорим?
— О твоей жизни, — сказал Ван Хенг.
Я пожал плечами. Мою жизнь он мог забрать в любой момент.
— А если конкретней?
— Я хочу предложить тебе жизнь, — сказал он.
— Она была у меня и до нашей встречи, — сказал я.
— Но теперь, когда наша встреча произошла, твоя жизнь принадлежит мне, — заявил он. — И теперь только я могу решить, прервется ли она прямо сейчас или продолжит свое течение.
— А что взамен? — я не сомневался, что цена будет высокой.
— Десять лет службы, — сказал он.
— Всего-то? — граф Одоевский был однозначно против такого поворота, но вот поручик Одоевский нашел, что здесь не все так однозначно. Сэм же просто ликовал внутри. Хотя он ничего не говорил, я чувствовал отголоски его радости. — И зачем? Разве тебе не хватает своих людей?
— Мне хватает моих людей для решения текущих задач, — сказал Ван Хенг. — Но, если я хочу расширить круг своих интересов, мои люди для этого могут не подойти. Мне нужен человек с твоими способностями.
Потому что они цинты? Потому что их легко связать с ним самим? А я — чужак, которого можно использовать в самых опасных местах, чужак, которого не жалко, которого легко можно списать со счетов?
Чужак, которого никто не заподозрит, что он симб, что внутри него живет демон?
Что же он такое задумал?
Это вопрос конкуренции среди других акул криминального мира, или лидер триады питает куда более высокие амбиции?
Ясно, что речь тут шла не о голой силе, с этим у него проблем не было. Но весь мир привык, что обладать симбионтом могут только цинты, и значит, до поры до времени никто не будет воспринимать меня, как угрозу.
Другой вопрос в том, что если ему так нужны диверсанты с европейской внешностью, и он располагал довольно внушительным запасом плененных демонов, почему же он не озаботился созданием собственной ручной армии?
Потому что для инициации симба нужны, как минимум, трое, а он не хочет, чтобы об этом еще кто-то знал? Но это ведь не проблема, такие вопросы решаются довольно просто.
Мертвые спецназовцы могут подтвердить.
— Я думаю, что это достойное предложение, — сказал Ван Хенг. — Либо ты можешь умереть прямо сейчас. Выбор за тобой.
— Почему я?
— Ты подходишь, — сказал он. — Я могу убить тебя, но живой ты принесешь мне больше пользы. Ты и сам это понимаешь. Твоя смерть не вернет мне мой товар и моих людей. Твоя служба… Посмотрим.
— Что мне нужно будет делать?
— Все, что я скажу.
— Но как ты собираешься разобраться с этой ситуацией? — спросил я. — Нападение на твой дом, твой визит сюда…
— Я скажу, что у меня в организации завелся отступник, — заявил он. — Что мой племянник, поставленный на местное руководство, слишком долго был слеп, а когда он прозрел, стало уже слишком поздно. Я скажу, что нашел и убил отступника собственными руками, благо, вокруг достаточно мертвых тел, и хотя моя репутация и пострадает, это не станет критичным. А потом, с твоей помощью, я восстановлю ее, и стану еще сильнее. А ты получишь жизнь, расплатишься со своим долгом мне, и, возможно, заслужишь мою благодарность. Ваны умеют быть благодарными.
