class="p1">— Ну, что? Твоя очередь.
Та поморщилась.
— Не. Не хочу.
— В смысле “не хочу”? — притворно удивилась Броня.
— Тут никто больше беситься не желает. Остались скучные снулые рыбины, от раздражения которых никакого кайфа, а остальные веселятся с нами. Не хочу.
— Смотри, фифа какая!
— Давай погоняем?
Лешая склонила голову на бок и несколько секунд изучала собеседницу. Взгляд у той был столь просящим, что никаких сомнений не было: Ёле хочется “погонять” так сильно, что она аж кушать не может.
— Я надеюсь ты не про какой-нибудь ночной стритрейсинг.
— Конечно, нет, — фыркнула та. — Да и в городе не выжмешь, сколько захочешь, из машины. У нас в Праге же улочки все сплошь кривые. Нет-нет. Мы промчим там. Средь дорожных стражей.
Богиня с интересом подняла бровь.
— После захода солнца? Это ты после личного знакомства со мной так осмелела или всегда такой была?
Ёлко хищно осклабилась.
— А ты думаешь, отчего моя традиционная позиция в даркомобиле — за рулём?
Она вскочила со стула, вцепилась в локоть Брони и повисла у неё на руке.
— Я в своё время очень боялась гонять по ночам. Ты ведь в курсе этой легенды, объясняющей аварии за городом не плохой видимостью и прочими объективными фактами, а личной неприязнью Лешего к автомобилям?
— Ну да, конечно: это надо ведь не самому за дорогой следить, а смотреть, чтобы стражи тебя от страшной хтонической силы охраняли, ага.
— Вот и у меня всегда было такое мировоззрение, но… несмотря на всё моё отношение к этой легенде, после захода солнца в ночной прохладе я всё равно ощущала некое прикосновение потустороннего. Даже когда я научилась отличать холод магический от холода физического, это чувство не уходило окончательно.
Девушки двинулись к выходу. Вопрос оплаты их не волновал: его должна была взять на себя Илега. Нечего было портить атмосферу свидания такими неприятными мелочами. как ожидание счёта.
— Ты говоришь “не уходило” вместо “не ушло”.
— Если ехать достаточно быстро, Леший не догонит.
— Ты просто не в курсе, с какой скоростью я летаю, — хихикнула Броня.
— Сейчас — в курсе, — кивнула Ёлко. — Но тогда ты была ведь обычной студенткой. Стоящей в верхних строках дуэльного рейтинга, имеющей хорошие оценки, но не более. Ещё и простолюдинкой. А Лешего я представляла, как неповоротливого огромного старика с бородой из листвы.
— Погоди-ка, погоди-ка! Это же из “Охотника на фей”?
— Такое было много где. Но мне в память впился образ из “Принцессы на подмену”.
— Ты же говорила, что не любишь девчачье!
— Скажи это моей кожаной юбке!
Они вместе рассмеялись. Весело. Даже согнулись, держась за животики. Чудом не упали на чей-то столик.
— Помню-помню этого старика, — ответила Броня. — Жутко он выглядел. Весь мультсериал в классической анимации с контрастными цветами, и тут он, полученый ротоскопированием со стрёмной куклы. Кстати, у куклы вообще не двигались ноги, поэтому за весь мульт Леший не сделал и шага.
— Правда? — Ёлко задумалась. Она приложила пальчик к нижней губе и закатила глаза, вспоминая. — А ведь точно. Я не про ротоскопирование, я про то, что он никогда не двигался. Ведь как-то раз Сурьма вообще сбежала от него, просто выйдя из зоны, куда тот мог дотянуться руками, склонившись вперёд. Так или иначе, принцесса вообще на своих двоих свалила, так что уж я на своей тачиле точно умчу. Ну, и, в целом, суеверие велит двигаться в лесу быстро, ведь Леший — он же дерево.
— Звучит, как отличный план. Просто офигенный! Надёжный, как атомные часы. Ты никогда не разбивалась?
— Трижды! — вновь рассмеялась “номер два”.
— Значит, тебя уже трижды настигал “неповоротливый старый Леший”?
— Четырежды, — лукаво глянула Ёлко из-под век.
— Точно. Четырежды, — кивнула Броня. — Но ты ведь понимаешь, что тебе не сбежать от хтонического божества, если в машине оно займёт место рядом с тобой?
— Тогда я буду бежать не от божества, а вместе с ним.
— А божеству хочется от чего-то сбежать?
— А разве не хочется?
Разговор как-то сам собой заглох. Но эту тишину не назвать неловкой. Напротив, она казалась правильной. Комфортной. Будто обеим имелось о чём вместе помолчать. И, да, темы у каждой были свои. Не пересекающиеся. Откровенно разные. Но почему-то это не вызывало никакого противоречия.
Парковщик заслужил щедрые чаевые. Он оказался достаточно прозорлив, из-за чего девушкам не пришлось ждать машины более четверти минуты. Видать, как узрел, что они выходят из залы, так сразу же метнулся кабанчиком. Такое надо поощрять. И желательно — не скупясь. Пусть даже, скорей всего, инициатива эта исходила не от него, а от Илеги, внимательно следившей за ходом свидания.
Значит, повезло.
Свою камеристку Лешая направила сразу в усадьбу Маллоев, а сама заняла пассажирское рядом с Ёлко и пристегнулась.
Последний жест изрядно развеселил некромагичку.
Броня изогнула бровь.
— Что не так?
— Просто… ты — последняя, кому имеет смысл пристёгиваться. В конце концов, даже в моём случае это, как минимум, позволит избежать дискомфорта и бессмысленной потери времени в ожидании нормального исцеления или оживления. Но ты вполне способна регенерировать сама из любого состояния.
— Подаю хороший пример деткам.
Ёлко многозначительно улыбнулась, но никак не прокомментировала секундную заминку перед ответом богини. Броня была благодарна за это. Не хватало ей очередного “я же говорила”.
Машина мягко стартовала и поплыла по улицам. Словно бы покинула реальность и ныне бороздила миры Гатеи: настолько нереальными сейчас ощущались городские пейзажи. Словно бы снаружи ничего не было. Это лишь иллюзия. Отражение на стекле.
Броня опустила окно и высунула руку. Просто, чтобы убедиться в том, что вселенная до сих пор существует.
Помогло не особенно.
Чувство того, что Форгерии на самом деле нет, что Лешая не принадлежит ей, что она — незваная чужачка, которая, открыв глаза, вновь очнётся в какой-нибудь полупустой, спартански обставленной хате и привычно потянется за телефоном, чтобы отрубить зовущий на утреннюю тренировку будильник, и не думало покидать богиню.
Броня не поворачивалась к Ёлко. И даже, заговорив, обращалась не столько к ней, сколько к пространству.
— Я чувствую, как мир разваливается…
— Многие это чувствуют. Потому что это так. Мир, как состояние покоя, уже развалился. Мир, как привычный им образ жизни, рушится следом.
— Быть может, для миров это нормально — разваливаться?
— Не только разваливаться, Броня. Но ещё и рождаться на руинах предыдущих миров, — даже не глядя в сторону Ёлко, богиня ощущала, что та улыбается. — Старое рассыпается от старости, а молодое гибнет из-за того, что не успело набрать силы. Но что-то обязательно взрастёт, станет могучим. В краткий период между слабостью детства и дряхлостью
