Молодой поглядел на него мутными глазами и отрицательно мотнул головой. В глазах старика появился нездоровый блеск, он, казалось, даже протрезвел от охватившего его предвкушения.
— Я найду их тела, — проскрипел он зловеще, — смешаю их поганую кровь с вином и напьюсь… напьюсь вдоволь.
Молодой мрачно посмотрел ему в глаза и буркнул:
— Ты просто больной.
Старик визгливо рассмеялся:
— Да, ты прав, я больной. Больной и несчастный. Но в этих руках, — он поднял перед собой все еще крепкие кулаки, — пока есть сила, и скоро все переменится.
Мысли в голове молодого ополченца со скрежетом провернулись, он хотел сказать что-то умное, но потом лишь махнул рукой:
— Давай выпьем.
Некоторое время они молча пили. Когда выпивка закончилась, старик пьяно свистнул, разбрызгивая слюни:
— Эй, девка! Забери эту чертову посуду и принеси еще выпивки.
Полная разбитная служанка подошла к их столу. Она равнодушно скользнула взглядом по старику и задержала его на крепкой фигуре молодого ополченца. Зазывно улыбнувшись, служанка игриво качнула бедрами:
— Может, еще что надо?
Но молодой ополченец лишь пьяно махнул рукой, дескать, тащи выпивку и шевелись побыстрей. Служанка разочарованно хмыкнула и, унеся пустые кувшины, принесла новые.
Наполнив свое нутро свежей выпивкой, старик прищурил пьяные глаза, посмотрел на молодого и спросил:
— Слышь, я вот чего не понимаю. Ну вот со мной-то все ясно. Старый, несправедливо… ик!.. обиженный и бедный к тому же. Мне есть чего хотеть и не хрена терять. Ну а ты-то чего сюда полез?
— Чего-чего, — проворчал недовольно молодой, — за чем ты полез, за тем и я. Ясно?
— Нет, — мотнул головой старик, — не ясно. Ты же сын купца, не бедствуешь, денег у тебя — во! — Он провел большим пальцем по морщинистой шее. — Молодой, крепкий, богатый, на хрена тебе все это надо, не пойму?
— Есть кое-что, чего за деньги не купишь, — проворчал молодой, кусая губы.
— Чего ж это такое? — удивился старик.
— Любовь, — буркнул молодой, темнея взглядом.
— Кхе-кхе-кхе… — засмеялся старик. — Вон, посмотри, — указал он рукой на продажных девок и развратных служанок, — сколько этой любви здесь шастает. Плати деньги и получи ее в любом количестве и в какой хочешь позе… кхе-кхе-кхе.
— Не каждая любовь продается, — нахмурился молодой, уже жалея, что поддержал этот разговор.
— И какая же не продается? — ухмыльнулся старик.
— Да есть тут одна, — буркнул молодой. — Дочь такого же купца, как и мой папаша, а нос воротит, что твоя графиня. «Не люблю я тебя», — говорит. Дура! Не поверишь, я даже жениться на ней хотел. С папаней поговорил, он с ее отцом переговорил, договорился обо всем, все честь по чести. А эта дура уперлась: «Выйду замуж только по любви, и точка!»
— Да кого ее мнение волнует, — отмахнулся пренебрежительно старик. — Если с ее отцом договорились, то куда ей от этого деться? Под венец ее, а потом сразу в постель, и будет как шелковая.
— Так-то оно так, — искривил губы молодой. — Да вот только ее папочка такой же блаженный, как и его дочка. «Она у меня одна, — говорит, — и я ее неволить не буду». Вот и сорвалась свадьба. И теперь я тут изнываю от любви, а эта суч… ходит как ни в чем не бывало и даже в мою сторону не смотрит.
— И вот тогда-то тебе наш любезный трактирщик и подвернулся, — понимающе усмехнулся старик.
— Да, — ответил молодой и тут же, словно оправдываясь, добавил: — Только не думай, что я только из-за бабы на это пошел. Я же не наивный дурачок, как некоторые. Эльфы — это сила! А гномьей пехоте нет равных. Растопчут наш городок, как полстраны до этого растоптали, и не поморщатся. Ну и хрен с ним. От нашего семейства не убудет, я уж об этом позаботился, все свое богатство сохраним и даже приумножим. Это мне твердо пообещали, будем торговать, как прежде, за то и рискую. А эльфы городом править будут иль люди, какая, к черту, разница.
— Это верно, — довольно кивнул старик и хитро ухмыльнулся: — Но ты, наверное, не только о семейном капитале позаботился. Небось еще и девку свою прибавил к общему-то договору?
— Ну а то, — усмехнулся молодой, — конечно, прибавил, как же без этого?
— Женишься на ней, — понимающе качнул головой старик.
— С чего это вдруг? — оскалился молодой. — Рабыней будет, у эльфов такое разрешено. Пахать будет по-черному да меня ублажать по-всякому. А ежели дурь свою показывать начнет, так на то и плетка, чтобы рабыню бить да уму-разуму учить.
Старик визгливо засмеялся. Подлому человеку всегда приятно видеть подлость в ком-нибудь еще. Это его возвышает в собственных глазах и оправдывает все его подлые делишки хотя бы перед самим собой. В этом трактире эти двое были среди своих. Таких же обиженных, продавшихся и готовых на любую подлость якобы людей.
Верзила вышибала тщательно запер дверь часа на три раньше обычного. Некоторое время улицу будоражили пьяные выкрики, но скоро они затихли, и трактир «Старая лошадь» погрузился в молчаливую темноту.
В опустевшем, наспех вычищенном зале остались трое — крепкий вышибала с глазами полного идиота, щуплый коротышка с бегающим взглядом и сам трактирщик — высокий худой старик с печатью цинизма на вытянутом лице.
Вышибала подошел к трактирщику и, униженно склонившись, залепетал как ребенок:
— Хозяина, все закрыто. Закрыто все. Тумо молодец, да? Тумо молодец. Скажи, хозяина, что Тумо молодец.
Трактирщик недовольно поморщился:
— Хватит, Тумо. Прекрати изображать дебила, кроме нас, здесь больше никого нет.
Верзила тупо заморгал, но затем усмехнулся и, сделав над собой усилие, преобразился прямо на глазах. Размякшее лицо приобрело жесткость, а взгляд стал цепким и внимательным.
Извини, хозяин, — произнес он абсолютно нормальным голосом. — Настолько привык притворяться, что иногда даже забываю, какой я на самом деле.
— Недолго тебе осталось притворяться, — сказал трактирщик. — Операция назначена на завтра. Если не оплошаем, то уже послезавтра будем в полном мармеладе — пьяными и богатыми.
— Ну наконец-то! — Коротышка довольно потер руки. — Надоело прятаться и изображать из себя невесть что. Хочется настоящего дела, ну и золотишка к тому же хочется. Страсть как хочется.
— Шустрик прав, — поддержал Тумо коротышку, — золотишко было бы весьма кстати. Да и разгуляться не помешало бы. Слышь, хозяин, а правда, что, когда город захватят, герцог даст войску три дня на разграбление и потеху? Если правда, то хотелось бы поучаствовать.
— Правда, правда, — ухмыльнулся трактирщик. — Вот только этот праздник жизни обойдет вас, ребята, стороной. Сами подумайте, что будет, если вы в эти три дня сунетесь в город со своими людскими рожами?
