Ознакомительная версия.
– Дядя, ты куда? – спросила девчонка-подросток с синими кругами под глазами. – К Светке?
Аспирин неопределенно махнул рукой.
– А что это за чувырла у тебя, медведь, что ли? Дай подержать!
– Сейчас, – сказал Аспирин. – Скажи, тут была… девочка? Алена? Где она?
Его собеседница пожала плечами:
– Малолетка? Не знаю. Спроси у Дергача, я ничего не знаю… Слушай, а ты не мент?
Больше не слушая ее, Аспирин зашагал, переступая через сидящих и лежащих (мебели было мало, а людей – много), к двери в соседнюю комнату – он только сейчас заметил ее, она была почти полностью заклеена обрывками желтых газет. Толкнул – дверь не поддалась. Потянул на себя; в комнате было почти темно, кто-то храпел в углу, кто-то тяжело дышал совсем рядом. Аспирин пошире открыл дверь – комната была устлана матрацами, завалена барахлом и телами спящих, а в дальнем углу сидела, прижав колени к подбородку, девочка.
Он подошел, не веря себе. Склонился над сидящей. Заглянул в лицо.
– Алена!
Ресницы, слипшиеся от высохших слез, медленно поднялись.
– Алеша, – сказала она, всматриваясь в его лицо, будто пытаясь узнать после многолетней разлуки. – Алешенька… Это правда ты?
Он все-таки наступил кому-то на руку. Сопение сменилось руганью, но Аспирин не слышал. Он тащил девчонку к двери, подсознательно ожидая, что вот сейчас дверь захлопнется перед носом. Это западня, ему не дадут уйти, судьба не отдаст ему Алену.
И точно, в плечо ему вцепилась рука:
– Эй, дядя…
Аспирин, не слушая, развернулся и ударил говорящего в челюсть. С удивительной снайперской точностью.
Что-то загрохотало, кто-то упал. Аспирин, чуть не сорвав дверь в петель, вывалился в коридор – в одной руке Мишутка, в другой – Алена. Позади визжали, кто-то матерился и зловеще взрыкивал: «Дайте мне его! Дайте мне его!» Аспирин остановился, сунул медведя Алене, оттеснил ее за спину; в коридор вслед за ним вырвался парень в синей майке, с кухонным ножом в руке – к широкому лезвию прилипло колечко лука.
Глаза у парня были оловянные – без признака мысли. Аспирин стоял, перегораживая собой коридор, и смотрел в них, как смотрит брандмейстер на догорающий дом.
– Убю! – нечленораздельно рыкнул парень и пошел на Аспирина. Хоть бы она догадалась уйти, подумал Аспирин сокрушенно; в этот момент глаза нападавшего прояснились.
Он смотрел Аспирину за плечо. Аспирин подавил желание обернуться. Сжал зубы, шагнул вперед, но противника перед ним уже не было – парень кинулся бежать по коридору, шлепая ногами в серых носках, поскальзываясь на гладком линолеуме. Остался только кусочек лука, отлепившийся с ножа и упавший на пол.
За приоткрытой дверью дрались и смеялись, ни на что не обращая внимания.
Аспирин наконец-то обернулся. Алена стояла, прислонившись к стене, изо всех сил обнимая Мишутку – обыкновенного плюшевого медведя с пластмассовыми глазами.
* * *
Ее не били и не насиловали, не пичкали наркотиками. Она просто сидела в уголке под батареей – отогревалась. Было холодно, и хотелось пить.
– Мишутка на меня обиделся. Я бросила его. Заперла его в портфеле и спрятала подальше, чтобы не мешал… а потом все случилось. И – я о нем даже не вспомнила.
– Что случилось? – не выдержал Аспирин. – Что случилось, почему ты ушла, где твой брат? Почему ты не вернулась домой?
– Алеша, – она улыбнулась. – Спасибо тебе, ты меня… нашел. А я потерялась. Совсем потерялась. Даже забыла, как меня зовут.
– Как? – Аспирин покрылся мурашками. Самые скверные его предположения подтверждались: у Алены прогрессирует серьезное психическое расстройство.
– Нет, – она покачала головой. – Я не сумасшедшая. У меня лопнула струна… Струна ми. Эта музыка… мир ее не выдерживает, что-то должно было лопнуть, то ли мир, то ли… Она совершенная, понимаешь, это все равно, что остановить время, – она вытащила из кармана кулек со свернутыми в колечко струнами. – Вот… Их теперь только три.
– А где скрипка? – механически спросил Аспирин.
– Не помню. Да и не надо. Не надо больше скрипки, Леша. Вообще ничего не надо. Все потеряло смысл. Он останется здесь навсегда. И я тоже. Никогда не смогу его вывести. Лопнула струна.
Она говорила и улыбалась, и от этой улыбки у Аспирина стягивалась кожа на лице.
– Ерунда, – сказал он так спокойно, как мог. – Пусть этот твой… хозяин струн даст еще одну. Чтобы было по-честному. Техническая замена. Это ведь справедливо. Разве не так?
Алена мотнула головой, ничего не сказала, но Аспирин сразу понял: поблажек не будет. Никакой технической замены. Девчонка сидела перед ним, глядя снизу вверх сухими воспаленными глазами, и Аспирин чувствовал себя, как дилетант перед операционным столом. Вот лежит, истекая кровью, раненый человек, и надо помочь ему сию секунду – но неизвестно, как.
– А… – он понимал, что надо что-то сказать быстро и точно, и уверенно, без всяких аморфных «успокойся» и «все будет хорошо». – Послушай… Говорят, Паганини умел играть и на одной струне. У него все струны, понимаешь, порвались, так он на одной струне играл свой «Каприс». Чем ты хуже Паганини, скажи мне, а?
– На одной струне, – проговорила она, как сомнамбула. – Нет, Алешенька. Невозможно.
– Тогда, – Аспирин лихорадочно подбирал слова, – тогда натяни вместо «ми» нормальную струну. Простую. Пусть будет как трещинка на кувшине. Знаешь, против зависти богов. Ты помнишь? В старину, если гончар делал уж очень удачный кувшин, он оставлял там трещинку, изъян, чтобы боги не гневались… Что же, может, тогда ты сумеешь, и мир не лопнет…
Она перестала улыбаться. Аспирин испугался:
– Алена?
Она вдруг кинулась на Аспирина, обхватила шею и прижалась лицом к его щеке, так что на секунду сделалось больно, и Мишутка, зажатый между ними, врезался в грудь Аспирину твердым пластмассовым носом.
Февраль* * *
– Ты чего?
Он проснулся минуту назад. Ирина лежала без сна, подперев щеку ладонью.
– Ничего, – она улыбнулась, не разжимая губ.
– Я храпел, да?
– Нет.
Он посмотрел на часы. Половина седьмого. Рановато, но ведь сегодня утренний эфир…
Аспирин сел на постели. Спустил ноги на пол. В последнее время в их совместных пробуждениях наметился слабый дискомфорт. Еле слышная фальшивая нота.
– Спать хочу, – пожаловался он. – А некогда. Ты поспи еще, ладно?
Она молчала.
Аспирин нащупал халат на спинке стула. Мягкий, удобный халат. И все так хорошо, спокойно, естественно… Если бы не этот взгляд и не это молчание.
– Если я прикажу своему генералу обернуться морской чайкой, и он не выполнит приказания, кто будет в этом виноват – он или я? – спросил он неожиданно.
Ознакомительная версия.
