— Проклятая птица! — разозлился Бильбо. — Она мне совсем не по нутру. Мне сдается, она подслушивает.
— Оставь птицу в покое, — сказал Торин. — Дрозды — мирные и дружелюбные птицы. А этот — очень старый, стало быть, из древнего племени, которое приручили мой дед и отец. Живут дрозды две — три сотни лет, если не больше. Говорили, что доляне научились их языку и использовали птиц в качестве гонцов между Долом и Долгим озером.
— Что ж, будут ему вести для Озерного города, раз это то, что ему нужно, — пробурчал хоббит. — Хотя не думаю, что на озере знают язык дроздов.
— Так что же случилось? — второпях загалдели карлики. — Скорее рассказывай!
И Бильбо изложил карликам все, что смог припомнить. Он признался, что подозревает, дескать дракон разгадал большинство загадок, а также понял, откуда в его краях появились стоянки и пони.
— Я уверен, Смауг узнал, что мы пришли из Озерного города и получили там помощь. У меня недоброе предчувствие: а вдруг дракон нагрянет туда? Уж лучше бы мне молчать про ездока на бочках! Даже слепой крольчонок, и тот бы понял, что речь-то шла про озерников.
— Да не убивайся ты так! Слово вылетело — не поймаешь, а я слыхал, что говоря с драконами нельзя не проболтаться, — успокаивал хоббита Балин. — Ты сделал все, что мог, — так бы я ответил, спроси ты меня, — узнал кое-что важное и вернулся живым — это благополучный конец, если взялся говорить с такими, как Смауг. Удача уже в том, что мы узнали о прорехе в броне старого гада.
Потом карлики завели разговор про сражения с драконами. Карлики припоминали все, что только могли: сказки, предания, летописи, боевые искусства, говорили об известных им способах и уловках… Короче, все сводилось к тому, что на самом деле напасть на Смауга врасплох не удастся и что такая попытка привела бы к еще большей беде, чем сражение в открытую. Дрозд сидел на камне и слушал внимательно. Вскоре на темном небе показались тускловатые звезды. Птица бесшумно расправила крылья и поднялась в воздух. Карлики все еще говорили, уже совсем стемнело, но Бильбо был так встревожен, что его знобило от страха.
Наконец он прервал карликов.
— Вы тут болтаете, — насупившись пробурчал хоббит, — а мне вот сдается, что сюда вот-вот нагрянет дракон! Думаю, рассиживаться тут нечего. Смауг уже успел выжечь до тла всю траву, да и холодает. Я мозгом костей чую, что дракон опять сюда заявится: он знает, как я спустился в нору и, можете мне поверить, сообразил, где находится вход в пещеру. Если понадобится завалить дверь — так для Смауга раздробить весь склон дело пустяшное, если еще и нас задавит, то вообще позлорадствует.
— Слишком ты угрюм, Бильбо, — возразил Торин. — Почему же дракон не завалил вход в сокровищницу со своей стороны, если не желал увидеть непрошеных гостей? Если бы Смауг летел сюда, мы ба услышали шум крыльев. Нет, Бильбо, дракон еще далеко.
— Не знаю, не знаю: сперва он хотел, чтобы я вышел, а теперь — ждет ночи, чтоб начать охоту. Не разорять же дракону свою постель! Но хватит спорить. Смауг вот-вот появится, а все, что мы можем, — спрятаться в пещере и захлопнуть дверь.
Хоббит говорил так искренне, что карлики, в конце концов, вняли совету, хотя двери закрывать не торопились: замысел показался им отчаянным, ибо никто не знал, как выбраться наружу, а мысль о том, что единственный путь наверх лежал через сокровищницу дракона, не радовала никого. Снаружи и в пещере воцарилась мертвая тишина. Немного погодя, карлики снова уселись возле полуоткрытой двери (правда, в пещере) и возобновили прерванный разговор.
Теперь речь зашла про то, с какой злобой дракон говорил о карликах. Бильбо хотелось бы никогда не слышать этих слов или, по крайней мере, быть уверенным в честности карликов, ибо те думали сейчас лишь о возвращении своих богатств.
— Забрать хотя бы крупинку золота у Смауга — отчаянная и безрассудная затея, — молвил Торин. — Но мы им все равно овладеем, и тогда у нас будет вдосталь времени, чтобы каждый распорядился сокровищем по своему усмотрению. Что же до твоей роли, Бильбо, уверяю тебя, мы будем только рады, если ты сам выберешь четырнадцатую часть, как только у нас будет, что делить. Я понимаю, что с перевозкой возникнут трудности, — края эти дикие, глухие — но мы об этом позаботимся и оплатим провоз золота сами. А верить мне или нет — твое дело.
Заговорили о сокровищах. Торин с Балином пытались припомнить все, что могли; и не лежат ли все эти богатства в целости и сохранности: копья с трижды закаленными наконечниками и древками, покрытыми хитрым золотым узором, которые ковались для уже мертвого короля Бладортина; щиты, кованная двуручная чаша Трора с птицами и цветами, чьи лепестки и глаза были из самоцветов, позолоченные и посеребренные доспехи; ожерелье Гириона, властителя Дола, из пяти сотен зеленых как трава изумрудов — плата за кольчугу древней ковки из истинного, прочного как сталь, серебра, для своего старшего сына, но самым прекрасным был алмаз, который глубоко под землей, у самых горных корней отыскали карлики, а Трор его огранил и дал имя — Аркенстон.
— Аркенстон! Аркенстон! — в полудреме шептал Торин, свесив голову на колени. — Словно тысячегранный шар, сверкающий как серебро при свете огня, как вода на солнце, как снег в мерцании звезд, как дождевые капли в сиянии луны!..
Бильбо слушал бормотание Торина вполуха: хоббита уже давно покинула жажда обладать всеми этими давно никому не нужными сокровищами. Сейчас самое главное — услышать, нет ли снаружи или в подземелье какого шороха. Потемки сгущались, а хоббит становился все беспокойнее.
— Закройте дверь! — попросил хоббит. — Я… ну, в общем… думаю, Смауг совсем близко. У меня от этой тишины мурашки по спине бегают. Уж лучше бы дракон ревел во всю мощь… Скорее закройте дверь, а то будет поздно!
В голосе Бильбо было что-то такое, отчего карлики и в самом деле всполошились. Очнувшись ото сна и медленно встав, Торин выбил ногой камень, который придерживал дверь. Карлики дружно навалились на глыбу, и она с грохотом покатилась на прежнее место. На двери не осталось и следа от замочной скважины. Теперь путники были заперты в горе!
Едва карлики отошли вглубь пещеры, на гору обрушился страшный удар, будто великан молотил по ней тараном из ствола исполинского дуба. Скала загудела, а на головы карликам посыпались камни. Что бы случилось, оставь они дверь открытой! Все кинулись вниз, к сокровищнице, радуясь, что до сих пор живы; а в это время снаружи ревел и буйствовал Смауг. Ударами огромного хвоста он молотил по стене и разбивал скалы, пока карниз, площадка с опаленной травой, обломки камней с улитками, да заодно и скала, на которой, бывало, сиживал дрозд, мелким щебнем не рухнули в долину.
