Тени промелькнули среди легионеров, и черные мечи встретили преграду. Инквизиторы в белых одеяниях и серебристо-золотых доспехах. Вот они, слуги Хозяев, погнавших все эти легионы на цитадель, защищаемую сарийским народом. Раздался рев горна, на мгновения приглушая звон металла и крики. Среди изрядно поредевших и утративших строй легионов из песка подобно пикам ловушек встали сарийские воины и вступили в бой, сея панику. Легионеры падали десятками прежде чем упадет тот или другой сарийский воин, сраженный числом, но не силой.
"Что ж, пора показать себя. Смотрите, Хозяева этих марионеток, выращенных ради мнимых идеалов! Смотрите и ужасайтесь!"
Каждого из них тренировали противостоять убийцам, сарийцам, наемникам, демонам и всем, кто встанет на пути Инквизитора, но их не тренировали против него.
Трое атаковали одновременно, их удары сливались в единую песнь металла, не оставляя мгновения противнику. Лезвия полуторных мечей пели свою песню, рассекая воздух, каждый их удар был смертельным, но. Русберг вертелся подобно торнадо, нанося удар за ударом и уходя от столь же стремительных ударов Инквизиторов. Сквозь черные глаза он видел таящуюся во врагах силу, и угрозу всему сущему, скрывавшегося палача под белыми одеяниями, забравшего не десятки или сотни жизней. Он видел истинную сущность каждого инквизитора среди тысяч приведенных ими, видел сияние света, видел отсутствие души, видел утопающие в крови деяния. Смерть шла по следам каждого и собирала плоды их трудов, и числу не было значения. И за это он должен покарать тех.
Уход, удар, прыжок, удар. Танец среди медленно двигающегося людского моря. Достойный враг, несравнимый с Убийцами Теней, и именно не Убийца Теней. Враг, которого стоило бы уважать, но именно этот враг не достоин уважения. Его сила велика, но не настолько, чтобы противостоять ему, трижды возрожденному, тому, кто способен сражаться без оружия, будучи самим оружием. И они начинают понимать, их лица меняются, в глазах насмешка сменяется страхом. Да, вы осознали, но уже поздно, для вас уже поздно.
Кровь в ладонях сгустилась, сжалась и выплеснулась сквозь перчатки на лезвия мечей, обнявшихся ослепляющим истинным пламенем сгорающей жизненной силы. Тут же запылали мечи двенадцати, ударили, превращая в прах преградившие путь сияющие серебряно-золотые лезвия, рассекая доспехи, испепеляя тех, кого боялись все ныне живущие, и лишая посмертия. Белые палачи в пламени в мгновение испепелились, не оставив и праха. И двенадцать призванных стражей, словно туман на утреннем ветру, истаяли отмщенные и навсегда упокоенные. Смерть получила оплату сполна.
Остатки имперских войск бежали, побросав большую часть провианта, шатры и утварь, осадные орудия. Никто их не преследовал, безжалостные лучи пустынного солнца заберут слабых, а ночные ужасы истребят остальных в жажде утопить свою жажду мести в крови. И когда те покончат с потревожившими их длительное заточение и выжившими сегодня, они вернутся, чтобы расправиться с заточившими их на многие круги. Бестелесные обязательно придут, и тогда сарийцам понадобятся все их знания некромантии, используемой только ими. И теперь им придется лишь защищаться, лишившись большей части своих воинов, и о заточении фантомов отдаленных миров обратно в скрижали затерянного храма речи уже нет. Но это всего лишь малая часть платы за высвобождение части заточенной в черный саркофаг силы первородной, чистой, безграничной. Теперь она привлечет беды, которым придется противостоять, пока те не доберутся до саркофага, погруженного глубоко в проснувшийся вулкан.
Русберг еле стоял посреди усеянного телами поля брани, его руки побурели от крови, кожа побледнела. Слабость накатывала тяжким грузом, боль, вновь поглощающая каждую частицу тела, разрывала тело с каждым движением. Но он держался, теперь он сильнее и способен перенести смертную отдачу небезграничных возможностей тела. Что ж, цена почти всесилию равноценна, перетерпеть, не дать вида и готовиться к новым сражениям с марионетками неведомых врагов, успевших заочно стать личными.
Среди живых лишь десятки, обходившие поля мертвых в поисках соплеменников, собратьев по оружию, по крови. В воздухе летал пепел, забивающий горло и нос. Вулкан проснулся и не намерен уснуть, из его жерла принимались сквозь клубы пепла фонтаны лавы. Скоро он окончательно наберется сил, и тогда реки лавы запечатают навсегда Врата, сметая останки города и крепости и низвергаясь в бездну разлома.
- Великий, вы ранены? - спросил рядом стоявший страж, увидев текущие по рукам ручейки крови.
- Не обращай внимания, достойный, позаботься о своих ранах, раненных и телах павших, - холодно произнес Русберг, - Времени мало.
- Слушаюсь, Великий, - страж тут же побрел прочь, оглядывая тела.
- Прощайте, друзья, и спасибо вам за помощь, - еле слышно произнес Русберг.
Он побрел назад в крепость по наспех перекинутому помосту через разлом, внизу чернела пропасть, подобная той, что рассекала земную плоть возле Драконьих Нор. По сторонам разлома в полупесчаной породе зияли отверстия круглых тоннелей, исходивших из города, обнаженных и разорванных навсегда.
Тела никто не убирал, даже не скидывал в пропасть, псы войны не достойны почетных похорон. Тела своих давно унесли, и их погребут внутри вскоре погребенного города. А эти будут лежать, пока их не поглотят раскаленные реки и низвергнут прах в бездну пропасти. А те, что по другую сторону, пусть станут для следующих упреждением, если их не заметут пески, или не скроет пепел.
- А где Достопочтенный Сиригал? - опомнился он, когда вошел через врата в город.
- Его забрали, Великий, - произнес Гардиал, встречавший на входе.
- Покарать...
Междуглавие 7.
Механизм с тяжестью прокрутился внутри массивной двери, намертво запирая Покои Императора Халлана. Охрана осталась в коридоре, окна закрыты наглухо, снаружи прочные решетки. Дымоход в камине витиеватый и узкий настолько, что даже ребенок не смог бы протиснуться. Вдобавок повсюду охранные печати, защищающие от любых магических посягательств.
Император Сиварий упал в мягкое кресло, развалившись на нежно мягкой опоре.
"Теперь можно расслабиться".
Только тут он чувствовал себя в полной безопасности, это была его личная крепость, убежище, куда никто не допускался. Никаких тайных ходов, о которых бы он не знал, никаких тайных комнат, о которых бы знал кто-то еще. Такая власть не исключает заговоров и подосланных убийц, и нельзя оставлять им лазейку, чтобы те во время сна нанесли свой смертельный удар. От любого можно ждать ножа в спину, все могут предать, лишь верные телохранители не придадут, ведь каждый из них обязан ему жизнью.
