— Кошмар у каждого свой, — тихо сказала Эмили. — В кошмаре Кори вы увидели рассвет. Но сейчас вы — в моём Кошмаре. И теперь я должна освободить вас.
— Так ты тоже Охотница? — Мария взглядом указала на трость-хлыст в руке Эмили.
— Нет. Я была… Кем-то вроде сестры милосердия в часовне Идона. Лечила горожан, Охотников… Заботилась о детях и стариках. И мне нужно обязательно вернуться назад. Я нужна им. А трость… Муж просто научил меня защищаться от чудовищ. Защищать себя и других. Я никогда не была Охотницей и не собираюсь ею становиться. Я… Боюсь Древней Крови. Я жду ребёнка. И не хочу, чтобы он стал чудовищем.
— Вот как… — Мария с новым интересом глянула на собеседницу. — И ты не побоялась шагнуть в Кошмар? Тут, мягко говоря, не безопасно.
— Конечно, я боюсь, — тихо сказала Эмили. — Если бы не страх, смерть никто бы не оплакивал.
— Понимаю, — после небольшой паузы сказала Мария. — Значит, тебе и в самом деле очень нужно пройти дальше. Что ж, отважная не-Охотница, я пропущу тебя и твоих спутниц. Только… Ты ведь сказала… — Она подалась вперёд и с мольбой заглянула в глаза Эмили.
— Конечно, я сделаю это для вас, — мягко сказала девушка. — Вы готовы?
— Я… Да, — Мария растерянно огляделась по сторонам. — Но как ты это сделаешь? Я не хочу с тобой сражаться. Медик Хора, — она поверх плеча Эмили глянула на Юри, — не справится со мной. А та юная Охотница, как я вижу, родня мне по крови… Она тоже пленница Кошмара, она не сможет освободить меня.
— Мастер Людвиг вас любил, — внезапно сказала Маргарет. — Вы это знали?
Мария перевела на неё взгляд,
— Конечно, знала, — невесело усмехнулась она. — А что, как ты думаешь, мне следовало с этим делать? Да, и с этим знанием, и с самим Людвигом. Мы, первые Охотники мастерской, никогда не были уверены, что доживём до следующего утра. К чему нам было обзаводиться привязанностями?
— Зато, возможно, и его, и ваш Кошмар был бы не таким жутким, — прошептала Маргарет и отвернулась. — А, возможно, и мой… — добавила она уже совсем неслышно.
Мария внимательно посмотрела на неё и ничего не сказала.
— Так что? — снова обратилась она к Эмили. — Ты и вправду сможешь… Сделать это для меня? Но как?
Эмили повесила трость на пояс и достала охотничий нож.
— Я тоже прошу прощения за то, что вынуждена причинить вам боль, — тихо сказала она, делая шаг ближе к креслу Марии. — Но… Я всё-таки немного врач, я знаю, куда и как… Чтобы было быстро и безболезненно. Доверьтесь мне, леди Мария. Скоро вы увидите рассвет.
— Что она творит… — прошептала потрясённая Юри, когда Эмили оказалась совсем близко к прекрасной стражнице Кошмара, склонилась над ней, положила левую руку той на плечо и крепко сжала. Правую руку с ножом видно не было, но локоть с силой двинулся вперёд. А через несколько мгновений Эмили, бледная, но совершенно спокойная, повернулась к спутницам, загородив спиной кресло и сидящую в нём Марию.
— Идёмте. — Она вытянула вперёд правую руку. На окровавленной ладони лежал странный предмет, похожий на циферблат часов.
Маргарет сорвалась с места и бросилась к креслу Марии. Остановившись в шаге, она резко вдохнула и застыла на месте.
Мария бессильно свесилась вбок, опершись на подлокотник. Из груди её торчала рукоять ножа. Кровь пропитала белоснежную рубашку и охотничий жилет, капала на рассохшиеся доски пола, собираясь в тёмную, почти чёрную лужицу у ног любимой ученицы Германа. Лицо Марии было таким умиротворённым, будто она задремала в своём любимом кресле в доме приёмного отца после долгой и трудной, но интересной работы…
— Эмили… — потрясённо прошептала Маргарет, поворачиваясь к напарнице. Та стояла неподвижно, всё так же вытянув руку с ключом-циферблатом. Глаза её, огромные и тёмные, смотрели куда-то сквозь Охотницу, сквозь стены, сквозь время — будто бы за пределы этого Кошмара, туда, где под первыми лучами утреннего солнца сейчас просыпалась леди Мария. — Эмили! Ты меня слышишь? С ней что-то не так? — встревоженно обратилась бывшая Охотница к подошедшей Юри.
— А ты как думаешь? — шёпотом отозвалась та, осторожно забирая с ладони Эмили ключ. — Пойдём-ка отсюда, моя дорогая. — Заботливо обняв девушку, Юри увела её от тела Марии и от лужи крови и усадила на полку сломанного стеллажа у стены. — Вот так. Сядь, отдышись. Вот, выпей этого. — Она достала из поясной сумки флакон с каким-то эликсиром. — Немного отдохнёшь — и пойдём дальше.
Эмили послушно выпила эликсир и уронила руку с зажатым флаконом, как неживую. Юри забрала склянку и уселась рядом с девушкой, обняв ту за плечи.
— Ничего, ничего… — бормотала она, слегка покачиваясь вместе с Эмили. — Всё хорошо, всё пройдёт. Ты умница, ты храбрая девочка, ты всё сделала правильно…
Веки Эмили тяжелели, и скоро она положила голову на плечо старшей напарницы и закрыла глаза. Юри прерывисто вздохнула и крепче обняла её.
— Тот, кто способен на такой акт милосердия, никогда не поддастся опьянению Кровью, — едва слышно шепнула она, глянув на Маргарет.
***
Дождь…
Здесь небо плачет вечным дождём — и по невинно убитым здесь, и по тем, кто пришёл сюда с оружием, ведомый искренней верой в правильность своего пути — и эта вера привела их на грань Кошмара, а потом за грань.
Рыбацкая деревня, которой больше нет в мире яви, готова раскрыть настойчивым пришельцам, странникам Кошмара, свои жуткие секреты, вот только исправить они уже ничего не смогут…
В груди скребло и жгло, будто Эмили вдохнула раскалённый воздух пожарища со взвесью сажи и пепла. Глаза казались отвратительно сухими и горячими. Сводило скулы, мутило, время от времени по телу пробегала дрожь.
«Добро пожаловать, ты только что создала свой собственный Кошмар».
Теперь Эмили до конца своих дней будет жить в нём — в мире, где она, глядя в глаза пусть и давно умершей, но всё же живой — здесь, в посмертии, — леди Марии, вонзила нож в её сердце. Убийство человека из милосердия — тоже убийство; убийство безоружного и не сопротивляющегося — отвратительное преступление; и на душе у девушки было намного тяжелее, чем если бы Мария защищалась и угрожала убить саму Эмили или её спутниц.
«У меня не было другого выхода, это нужно было сделать, так лучше для неё», — как молитву повторяла она про себя, шагая вслед за Юри по усыпанной обломками деревяшек и ракушек кромке берега. Песок под ногами скрипел-шуршал-шептал: «Ссссон, ссссон…» Накатывающие на пустынный берег волны вторили ему: «Сссныыы… Сссныыы…»
Кошмары. Вечные, как этот прибой, как этот песок, как само море и Космос, который — то же море, но над головой…
Под ногу подвернулась мокрая скользкая галька. Эмили пошатнулась, едва не подвернув ногу. Рядом мгновенно возникла Маргарет, цепко ухватила за локоть.
— Держись за меня, — шепнула она.
Эмили с благодарностью оперлась на руку нежданной напарницы. С горечью подумалось вдруг: живи они в мире яви в одно время, непременно стали бы подругами… А теперь остаётся только рассчитывать на то, что сама Эмили после смерти попадёт в кошмар, который будет иногда пересекаться с кошмаром Маргарет…
— Зови меня Ритой, — будто услышав мысли Эмили, негромко сказала Маргарет. — Для друзей… Так проще и короче.
— Хорошо. — Эмили чуть повернула голову и благодарно улыбнулась. От этих слов сразу стало как-то теплее…
…И тут же — следующим вдохом — она будто захлебнулась ледяным ветром с секущими горло кристаллами снежной крупы: «Рита… Она ведь тоже пленница Кошмара. Когда придёт время… Ты сможешь сделать то же самое для неё?»
21
Ферн сидел на полу в хижине рядом с телом Саймона и пытался заставить себя двигаться дальше. Он знал, куда ему следует идти; он знал, что ему осталось сделать в этом Кошмаре. Он не мог понять одного: почему он это делает? Как так вышло, что он смог убедить себя в том, будто погружается в Кошмар по своей воле и по своим причинам? Как он мог оказаться настолько наивным, чтобы хоть на мгновение поверить, что он сможет отыскать Эмили в мире снов?
