легко проверить. Раз ты назвался моим господином, то скажи, как ты желал назвать нашего ребенка?
Лже-король замялся, но после, вскинув подбородок, произнес:
— Эггтеов.
— Хорошее имя ты назвал, славное. Так звали родителя Пчелиного Волка, но не этим именем хотел мой муж назвать наследника, так ведь? – Гинерва взглянула на трех филидов[1], что стояли в самом дальнем углу зала и молча слушали. – Имеете ли вы право, мудрейшие, сказать нам всем, что завещал король?
Старший из жрецов вышел на середину зала и произнес:
— Имеем. Нам давно открыта дата, когда следовало прийти в замок и передать волю покойного короля. Согласно давнему обычаю, мы слушаем и запоминаем сказанное, а не пишем, ибо все перенесенное на бумагу – ложь. Так вот, его величество король Николас Хредель сказал следующее:
«По смерти моей власть пусть делится так: тан Румпель есть и остается первый претендент на трон. Однако пока он не снимет проклятье или пока не отречется древней клятвой, регентом при нем останется Гинерва. Тан Гарольд, сын мой нерожденный, второй на очереди. Он править сможет полноправно лишь в случае смерти или отречении своего старшего брата».
Гинерва вымученно улыбнулась. Не такую волю она ожидала услышать, но на сегодняшний день и это победа. Она сняла с руки перстень и протянула жрецу.
— Спасибо.
Друид поклонился и отошел к своим собратьям.
— Ты не король, — слова ударили хлыстом. – Охрана! Отдайте его палачу. Мне интересно, кто это и как он принял облик монарха. И передайте: изменник должен дожить до эшафота.
Слова друида оказались далеки от того, на что надеялась сама Гинерва, но думать о них она будет позже. Пока придворные должны видеть ее уверенность, впитывать ее и нести в люд. Пора слабостей прошла, настало время силы.
— Несите чашу, Гарольда нужно принять в род. И так как мой муж мертв, то пусть тан Румпель посетит нас для ритуала.
— Наследник исчез, — молодой воин, неуловимо похожий на казначея, вышел вперед и преклонил колено. – И нигде нет его следов. Мы не знаем, убили ли его захватчики, взяли в плен или юному тан удалось скрыться.
Королева поджала губы, происходящее ей совсем не нравилось. Мальчишку ради собственной безопасности следовало найти и уничтожить, пока смерть наследника еще можно списать на бунтовщиков.
— Лэрд, — Гинерва не знала, как обратиться к воину.
— Эрл Сомерленд. Я младший сын и не наследую титул.
— Эрл Сомерленд, хотите стать лэрдом? Соберите людей и найдите Румпеля. Я не переживу, если со старшим сыном моего мужа и наследником трона случится беда.
Воин нехорошо улыбнулся, поклонился и широким шагом спешно удалился.
Гинерва и не подумала смотреть вслед. Она знала: он понял все правильно.
Подали ритуальную чашу. Подданные молча ждали. Срочно нужно придумать, как ввести сына в род Хредель. Раньше не было такого, чтобы у ребенка не осталось ни одного родственника по мужской линии.
— Принесите мне окровавленную рубаху короля, — наконец нашла решение Гинерва. Когда распоряжение было исполнено, она оторвала побуревший от крови клок и положила его на дно, залила вином и поднесла к губам ребенка.
— Исполняя волю моего мужа, я ввожу ребенка Гарольда в род Хредель, признаю его сыном короля Николаса и потомком славного Пчелиного Волка. – Насколько противоречит такое принятие в род всем правилам, Гинерва старалась не думать. Главное, ее голос звучит твердо и уверенно, а подданные в благоговейной тишине опустились на колени.
Ночь Гинерва не сомкнула глаз. Страшилась нападения. Пока не понятно, кому можно доверять. Страх пришлось скрывать за бурной деятельностью. Принять присягу и дать малую клятву регента, найти кормилицу, разобраться с охраной покоев, дать указания снешалю и приказать найти архивариуса.
Когда розовая полоса восхода разделила туман за окном на две неравные части, в покои королевы постучался сухонький старичок.
— Ваше величество, кэрл Норри мак Филиб, хранитель книг и свитков.
— Зайди и запри дверь, — королева сидела перед серебряным тазом с тряпицей в руках и осуществляла утреннее омовение. Можно было заставить архивариуса ждать и принять его в тронном зале, но на помпу не было ни сил, ни времени. Слишком много вопросов требовало срочного решения.
— Я вызвала тебя вот по какому делу. Мой супруг просил перед смертью похоронить себя по древнему обряду. Я пообещала, но в чем заключается и чем отличается от современного, не имею ни малейшего понятия.
Архивариус крякнул, почесал плешивую бороду, да так, что из нее полетела пыль, осмотрелся и проскрипел:
— Ваше величество, разрешите мне сесть, рассказ не короткий, а колени у меня старые, боюсь, развалюсь, пока говорить буду.
Гинерва торопливо махнула рукой на стул, старик уселся, покряхтел, вновь потрепал бороду и наконец начал:
— Кажется, что наш обряд ничем не отличается от древнего. Могила, курган, тризна. Но сейчас всякого умершего сжигают, прах его кладут в колоду, а над колодой возводят холм, а раньше, если воин был знатен и богат, его усаживали в ладью. С ним клали его оружие, личные вещи, еду. Убивали животное или раба, если хотели, чтобы они последовали с умершим в чертоги Высокого. Несколько дней шла тризна у кургана, и только потом ладью и все содержимое поджигали и засыпали камнями и землей.
Королева задумчиво кивнула. Исполнить волю мужа оказалось проще, чем она думала.
— Почтенный, организуй все, как подобает, и я награжу тебя.
— Где королева пожелает воздвигнуть курган? В Долине героев? Рядом с захоронениями первых жен?
— Нет! – воскликнула Гинерва и сама поморщилась от того, как громко прозвучал ее голос. — Нет, — сказала она уже спокойней. — Пусть его похоронят на поле чертополоха у Огненного копья. Так будет правильно.
Архивариус поклонился и вышел, а королева уронила голову на руки и некоторое время сидела неподвижно, потом рывком поднялась и направилась в темницу. Еще один вопрос ждал ее решения.
В подвале пахло сыростью и крысами. Тусклый свет и длинные плотные тени пленяли воображение, заставляя его рисовать причудливые картины. Гинерва шла по коридору, зажмурившись. Даже гвардейцы, что ее сопровождали, не могли развеять чувство страха и омерзения. А потому в пыточную она влетела в испарине. Палач, крепкий седовласый мужчина, сделал вид, что не заметил ни бледности лица, ни выпавшего локона из прически. Он усадил свою госпожу в
