Увернувшись от очередного наскока, доктор опустил лезвие клинка на раздувшийся горб мельника. Он представлял, как сделает филигранный надрез, но вместо этого услышал ужасный хруст ломавшихся костей. Лезвие меча затупилось после нескольких лет упражнений и не смогло рассечь плоть. Оглушенный враг упал, но быстро пришел в себя, оперся руками об пол и быстро пополз в сторону Арвина. В его жестах не читалось ни признательности, ни добрых намерений. С трудом высвободив клинок, юноша отсек монстру оба запястья и отскочил за спину.
Едкая черная кровь хлестала во все стороны, попадала на лицо и ручьями стекала с одежды, а он продолжал рубить, пока мельник не перестал судорожно дрыгать обрубками рук и ногами. Как ему ни хотелось провести ампутацию шеи, она закончилась полным провалом то ли из-за затупившегося инструмента, то ли из-за отсутствия опыта.
— Фух, притомился! — устало сказал доктор, когда лечебные процедуры были закончены. Тяжело дыша, он сел на лавочку, смахнул пот со лба, оказавшийся каплями черной крови, и осмотрелся. Повсюду валялись куски мяса и раздробленные кости. Ему все никак не удавалось поймать дыхание. Все же рассекать воздух во время тренировок было куда проще, чем сражаться с настоящим противником.
— Бедняга так надрывно выл. Мне кажется, ему было очень плохо. Интересно, мне удалось облегчить его страдания? — задумчиво стал рассуждать Арвин, оглядывая то, что осталось от бедолаги-пациента.
Вокруг мельницы к тому моменту уже собралась толпа народа. Несколько человек видели, как бесстрашный герой зашел в логово монстра. Честь представлять сельский народ, как обычно, выпала местному старосте. Старик, к слову, совсем не переносил вида крови и всегда закрывал глаза, когда жена резала кур.
— О боги! — только и смог промямлить он и тихонечко присел на мешок с зерном у входа. Чудесный мир, окружавший его, рушился на глазах.
Посреди молотильного зала в огромной черной луже сидел совсем молодой юноша — почти мальчик. Тяжелый взгляд не выражал никаких эмоций, с носа капала кровь, а на коленях у него лежал широкий почерневший меч. Мельница больше походила на поле брани.
Староста все переводил взгляд с воина на почившего мельника. Ему и самому было не понятно, кого из них он боялся больше. Когда страх чуть отступил, и он попривык к необычной обстановке, то первым делом постарался разобраться в противоречивых чувствах к юноше.
— Эх, такой молодой, а уже столько злости! — подытожил сердобольный старик с сожалением.
В это время мельницу заполняли крестьяне, которые успели обеспокоиться за жизнь любимого управителя. Даже самые черствые мужики в селе — кузнец и два его подмастерья — не сразу пришли в себя. Многие из деревенских видели жестокие казни в городах, но то ни шло ни в какое сравнение с представшей перед их глазами картиной. Несколько любопытных баб, которых не хотели пускать, как-то смогли протиснуться внутрь и теперь тихо плакали в углу.
Гнетущая тишина нарастала, но никто так и не посмел обратиться к новоявленному спасителю. Арвин вел себя очень спокойно, о чем-то усердно думал и как будто никого не замечал. Немая картина продолжалась еще какое-то время и закончилась тем, что юноша поднялся и медленно покинул мельницу через расступившуюся толпу.
Как ни в чем не бывало он направился в таверну. Крестьяне безмолвной, переглядывавшейся, подмигивавшей и кивавшей друг другу вереницей последовали за ним. Когда последние отставшие из любопытной колонны подтянулись к харчевне, вся деревня уже стояла на ушах. На самом деле, мало кто из суеверных крестьян верил в то, что мельника можно было спасти. Люди буквально лезли в окна, чтобы рассмотреть таинственного избавителя.
— Ну и, какого оно? — не выдержал напряжения трактирщик. Он чувствовал за собой хозяйское право задать первый вопрос, хотя после услышанного немного побаивался смотреть в глаза щуплому юнцу.
— Ничего так. По мне, чуть не хватает перца, — Арвин медленно поднял голову от похлебки, пожал плечами и немного странно посмотрел на хозяина забегаловки. Конечно, он не понял, о чем его спрашивали, но замечание прозвучало настолько сурово, что никто больше не смел отвлекать его от еды. Ко всему прочему, после умеренной и даже скромной трапезы, герой совершил неслыханный поступок — подошел к трактирщику и попытался заплатить за обед.
— За кого вы меня держите, сэр?! — вызывающим, но немного дрожащим голосом заявил корчмарь, глубоко задетый выходкой гостя. Герои, по слухам, никогда не платили за еду. Хотя, на самом деле, никто из деревенских героев вживую не видел, и было неизвестно, откуда пошло такое поверье. — Признаюсь: наш очаг скромен, но я не посмею, чтобы кто-то сказал, что пухлый Фабер — а это мое имя — взял денег с героя!
Услышав последнее слово, Арвин насторожился и только теперь, увидев всех людей, чуть ощетинился. Не до конца уяснив услышанное, он все же хотел оставить плату, но трактирщик смерил его таким взглядом, что юноша забрал свои гроши и постарался поскорее скрыться в комнате, получив ключи у взволнованного Фабера.
Стоило присесть на кровать, как в маленькую каморку ввалилась целая ватага людей. Настоящая волна народной любви и признательности захватила Арвина, омывая его жаркими поздравлениями, восклицаниями и достойной наградой за помощь. Скромно поклонившись и не проронив ни единого слова, новоиспеченный герой выпроводил гостей и закрыл дверь.
Через несколько минут обеспокоенный доктор был в дороге. Он уже и позабыл, когда в последний раз выставлял оконную раму для побега. Черт, а ведь ему так хотелось изучить останки мельника и разобраться, с какой болезнью пришлось сражаться! Когда он работал с Рихартом, вся народная любовь и признательность доставались старшему патрону, а ему — только подзатыльники и упреки. Конечно, ситуация изменилась, когда он начал продавать зелья, но там людям приходилось иметь дело не с Арвином, а с носатой маской. Черный костюм и грозная репутация давали о себе знать, и народ вел себя очень скромно. Теперь, когда речь зашла о героических поступках, толпа не очень-то сдерживала порывы восторга, ведь героям это так нравилось!
Арвин не хотел ничьей любви. Его сердце принадлежало перегонным кубам и колбам, люди ему не нравились, поэтому крестьяне в таверне пухлого Фабера его порядком напугали. Сам того не понимая, скромными поведением и достойными поступками в тот день он запустил страшный механизм под названием «народная молва». Машина, которая безотказно ткала образы героев.
— Мрачный рыцарь! Принц мечей! — доносилось из разных таверн.
Новоявленный образ кочевал из одного селения в другое, обретая по пути все новые черты. Для пущего эффекта каждый следующий сказитель добавлял в рассказ что-нибудь новенькое.
— И тогда мельник вырвал двухсотпудовые жернова с корнем и швырнул их в Мрачного рыцаря. Но куда там?! Герой рассек камни одним взмахом двуручного меча, а следом расправился и с монстром.
— Да? А я слышал, как они сражались, цепляясь за крылья той самой мельницы!
Некоторые даровитые сказители, желая приумножить славу героя, увеличивали силу и могущество его врага. Так мельник обзавелся ржаными крыльями, тремя парами глаз и соломенными рогами, изо рта у него валил огонь, а сзади ему нарастили длинный ядовитый хвост, который совсем не вписывался в образ, но очень приглянулся народу. Самые виртуозные рассказчики утверждали, что мельник мог призывать армию колосьев-людоедов, внешний вид которых, к сожалению, так и остался не раскрыт.
Арвин, конечно, был не из трусливых… Но если бы он встретил такого демона, точно бежал бы без оглядки до самых южных Слатанидских кряжей.
Вот так, друзья, и слагаются легенды. Единственное, в чем нуждалась машина легендариума — время. Скоро посыльные сами стали приносить удивленному доктору прошение за прошением.
Он становился героем, хотел того или нет.
Проведя рукой по созревающим колосьям пшеницы, Арвин осмотрелся по сторонам. Задумавшись, он ушел далеко от деревни; надо было возвращаться, чтобы успеть к ужину.
