— Плохо дело.— Тушка вернул на стол бокал, из которого только что собирался отпить.
— Что так? — Киммериец насторожился.
— Мы думали, что наш противник Хараг,— ответил за приятеля Зул,— но оказалось, что это не так.
Мэгил насторожился, а киммериец лишь пожал плечами:
— Клянусь ядовитыми жвалами Затха, ты что-то напутал, приятель. Я видел ублюдка собственными глазами.
— Я не то имел в виду.— Негр помотал головой.— Мы думали, что Хараг действует один, но оказалось, что их двое.
— Что, два Харага? — невесело пошутил Конан.
— Перестань дурить.— Тушка отложил баранью ногу, над которой самоотверженно трудился, и серьезно посмотрел на киммерийца.— Рамсис здесь.
Тушка посмотрел другу в глаза и услышал, как сдавленно вздохнул сидевший рядом Мэгил.
— Это серьезно,— выдавил из себя жрец.
— А мы не знали! — огрызнулся северянин.
— Так вот,— Зул наклонился через стол к самому лицу киммерийца,— дело в том, что эти два мерзавца сговорились действовать сообща и на сегодняшнюю ночь задумали нечто такое…— Он помялся.— В общем, стражник сказал, что к завтрашнему утру настанет конец и тебе, и Мелии.
— Ее надо увезти из Шадизара! — не выдержал Мэгил.
— Кром! — Конан ударил кулаком по столу, и многочисленные б люда, чаши, кубки и кувшины, стоявшие на нем, испуганно подпрыгнули.— Свежая мысль! Вот ты и скажи им об этом,— Конан залпом опрокинул в рот остатки вина и вытер губы тыльной стороной ладони,— а я уже устал от подозрений ее папаши!
— Но ведь ты говорил, что отдал Талисман, так чего им нужно от девушки? — Отставной жрец непонимающе взглянул на своего молодого друга.
— Ты меня об этом спрашиваешь? — Киммериец невесело усмехнулся.— Помнится мне, Аниэла говорила, будто некий жрец вернется из дальней поездки, и тогда прояснится все.— Он запустил руку в спутанную шевелюру.— Проклятье! Забыл его имя!
— Понимаешь,— Мэгил по примеру приятеля задумчиво поскреб лохматую голову,— если бы речь шла о Зите, все было бы понятно, но ума не приложу, как Мелия может заменить сестру.
— Значит, может! — отрезал северянин.
— Похоже на то.— Мэгил задумчиво покрутил губу.— Быть может, Фабиан сумеет что-то прояснить, ведь он был там,— И тут же засуетился.— Что ж я сижу? Время дорого. К тому же я кое-что обещал ему.— Он с жалостью посмотрел на недоеденный кусок: не подозревая, что уйдет так скоро, он старался держаться скромнее и ел мало.— Жаль только, что не удалось составить вам компанию.
— А ты возьми с собой,— посоветовал Зул, — глоток будет напоминать тебе, что мы незримо рядом.
Близился вечер, когда вернувшийся Мэгил застал троих друзей на прежнем месте за мирно текущей беседой. Вернулся он не один. На руке его, одетой в перчатку, гордо восседал сокол.
Жрец сел на покинутое, как ему показалось, целую вечность, место и принялся за еду, словно снятый с потерпевшего крушение судна моряк, без еды дней десять проболтавшийся в море. Сокол вспорхнул с его руки и, провожаемый удивленными взглядами приятелей, уселся на спинке кресла за спиной Тушки.
— Что за птица? — поинтересовался Конан.
— Долго рассказывать. Мэгил неопределенно махнул рукой и вновь принялся за еду. Наконец он насытился и виновато посмотрел на Конана. — Ты не поверишь, но эта птица,— он кивнул на мирно сидевшего за спиной Акаямы сокола,— сожрала баранью ногу, которую я взял для себя. — Учитывая аппетит хозяина, несложно предположить, как могло изголодаться его бедное животное,— спокойно заметил Зул.
— Не называй его животным.
Конан нахмурился:
— Быть может, ты все-таки объяснишь, откуда он взялся?
Но Мэгил вновь отмахнулся:
— После. Есть более важный разговор.
— После так после,— проворчал киммериец, лишь мимолетно глянув на прожорливого сокола.
Тот внимательно смотрел на каждого говорившего, и северянин не мог отделаться от впечатления, что птица понимает их разговор. Это было непонятно, непривычно и неправдоподобно, но следующая фраза Мэгила отвлекла его от этих мыслей.
— Душа Зиты оказалась запертой в камне вместе с Незримым,— заговорил, наконец, Мэгил.
— Что это меняет? — хмуро поинтересовался варвар.
— Все.— Жрец убежденно кивнул.— Душа может покинуть тело, может вселиться в него вновь, и не обязательно в свое. Улавливаешь?
Конан мрачно кивнул:
— Ты хочешь сказать?..
Зул сжал челюсти. Его мало касались дела какой-то аристократки. Лишь то, что она дорога Конану, заставляло его участвовать в них, но услышанное сейчас меняло все. У себя на родине он повидал людей, лишенных душ, и одним из них стал его брат… После этого Зул ушел на север, где, как он слышал, нет черного колдовства, но оказалось, что и здесь не избавился от этого кошмара.
— Да.— Жрец кивнул.— Они выкрадут девушку, пересадят в нее душу сестры, и тогда уже ничто не помешает Памеле окончательно овладеть душой девушки и новым телом, и пророчество сбудется. После этого ее принесут в жертву Затху, время еще есть.
Конан поморщился:
— Как-то все это сложно и глупо.
— Что тебе кажется сложным? — не понял жрец.
— Кром! Да разве ты сам не видишь, что цепь превращений растянулась до бесконечности?
Жрец запустил пальцы во всклокоченные волосы и поморщился.
— Давай вернемся к началу.— Он дождался кивка Конана и продолжил: — Жрецы собирались оживить своего бога-паука, но для этого им нужна была сила Памелы.
Однако отступница отказалась, и тогда, не желая искушать судьбу, ее сожгли на костре. Пламя уже лизало тело колдуньи, когда она изрекла пророчество, пригрозив воплотиться в одном из своих потомков через десять веков.
— Постой-ка! — остановил его киммериец.— Я сам слышал это пророчество из уст Зиты. Она говорила о рождении девочки, которая силой своей затмит знаменитую бабку!
— Да,— Мэгил кивнул,— это были последние слова Памелы, но я читал ее дневники, сохранившиеся в семейном архиве. Оказывается, колдунья предвидела для себя возможность трагического исхода, и со смертью тела душа ее не отлетела на Серые Равнины, а стала незримым хранителем семьи.
— Что-то я не заметил, чтобы в ту ночь нас кто-то охранял! — Конан невесело усмехнулся.— Скорее уж наоборот.
Жрец кивнул:
— Все верно. Она и не могла помочь вам ничем. Она уже была внутри Зиты.
Конан недоверчиво посмотрел на Мэгила, но жрец видел, что сомнения уже борются в нем с недоверием. Тушка и Зул молча слушали их разговор, предпочитая не вмешиваться, наблюдая, чтобы ничто из сказанного не достигло нескромных ушей, время от времени, то наливаясь вином, то принимаясь за еду.
