— Что вам здесь надо? — крикнул Сарино, когда первая шеренга всадников подъехала к стене.
Дароты ничего не ответили. Сорок пехотинцев вытащили вперед окованный бронзой таран и установили его перед городскими воротами. С оглушительным грохотом таран ударил в ворота. Сарино услышал треск лопнувшего дерева и ощутил, как стена под его ногами дрогнула. Тогда он швырнул вниз стеклянный шарик, и тот разбился о таран. Жидкое пламя хлынуло наружу, полыхнуло, мгновенно охватив нескольких даротов. Доспехи их раскалились докрасна. Дароты отпрянули, тщетно пытаясь сбить с себя огонь, одежда на них пылала. Никто из сородичей не бросился к ним на помощь. Они метались, объятые пламенем, словно живые факелы, и один за другим падали замертво.
Еще сорок даротов молча двинулись к еще дымящемуся тарану. Четыре удара нанесли они по воротам — и наконец ворота поддались. В тот самый миг, когда орда даротов хлынула в пролом, Сарино сбежал со стены и опрометью помчался по улицам к герцогскому дворцу. Даротские всадники галопом скакали за ним.
Он уже задыхался, когда выскочил на широкую, обсаженную деревьями аллею, которая вела ко дворцу. За спиной все ближе грохотали копыта. Обернувшись, Сарино метнул последний шарик. Он попал в грудь одному из всадников, и дарот мгновенно окутался пламенем. Гигантский конь вздыбился, сбросив всадника с седла.
Сарино рванул вперед, сломя голову промчался по двенадцати ступенькам крыльца к парадным дверям, а оттуда — в тронный зал. В дальнем конце зала, под огромным витражным окном стоял трон герцогов Ромарка — красного дерева, изукрашенный слоновой костью и серебром. На троне лежала Эльдерская Жемчужина.
Подбежав к трону, Сарино схватил Жемчужину и сел. Сделав глубокий вдох, он выкрикнул одно-единственное Слово Силы. Под тронным залом, в погребе один из стеклянных шариков разбился, вспыхнул — и пламя хлынуло ручьями по залитому маслом полу. Языки огня жадно лизали деревянные бочки.
В тронный зал ворвались дароты.
— Добро пожаловать в Моргаллис, — с широкой ухмылкой приветствовал их Сарино. — Кто ваш командир?
Дароты двинулись к нему, окружая трон. Сарино смотрел на их мертвенно-белые лица, бездушные черные глаза.
— Что, боитесь говорить? — осведомился он. Из толпы даротов шагнул вперед рослый воин.
— Я — генерал, — объявил он. — И сегодня вечером я съем твое сердце.
— Вот уж не думаю, уродливый ты ублюдок! Однако же пусть никто не скажет, что Сарино не приготовил своим гостям поистине теплую встречу!
Поднявшись с трона, Сарино выкрикнул еще одно Слово. В погребе разом лопнули все оставшиеся шарики, пламя плеснуло вверх, точно лава из жерла вулкана. Под ногами даротов дрогнули огромные каменные плиты. Миг — ив тронном зале выросла стена пламени. За этим последовал второй взрыв. Стены дворца рухнули, словно карточный домик, крыша провалилась вовнутрь.
Сарино, объятого огнем, взрывная волна швырнула прямо в гигантский витраж. Проломив окно, он рухнул в крону вяза, который рос в дворцовом саду, и, пролетев сквозь ветки, свалился в пруд.
Страдая от нестерпимой боли, Сарино кое-как выбрался из воды и, все так же прижимая к груди Эльдерскую Жемчужину, побрел прочь от дворца.
За его спиной, вздымаясь все выше, сокрушительно ревело пламя.
Армия даротов двинулась на юг, по пути уничтожая деревни и города, и достигла Прентуиса. Здесь дароты впервые столкнулись с войском людей — две тысячи всадников, пятьсот лучников и три тысячи пеших. Почти всех их изрубили в куски, войско рассеялось. Резня в самом городе была ужасна, и немногие уцелевшие, кто сумел добраться до Лоретели, рассказывали о сценах, от которых стыла кровь.
Меньше чем за месяц два столичных города Четырех Герцогств пали под натиском неумолимого врага. Герцог Марч был убит в бою под Прентуисом. Что стало с герцогом Ромарком — не знал никто.
Снег в этом году выпал рано, и дароты отступили. Никто, однако, не сомневался, что грядущая весна принесет с собой новые ужасы.
Брун метался в жару, обливаясь потом. Пожилой лекарь склонился над ним, внимательно осмотрел странный, золотистый отлив кожи.
— Это не поветрие, — сказал он Тарантио. — Однако же мне не нравится цвет его кожи: это говорит о том, что у него неладно с кровью. Впрочем, я уже сделал вашему другу кровопускание и поставил ему пиявок — а больше я ничем помочь ему не могу.
— Он выживет?
Лекарь пожал тощими плечами.
— Честно говоря, молодой человек, не знаю, поскольку не могу понять, что это за болезнь. Мне приходилось видеть у пациентов желтую кожу — в одних случаях причиной была болезнь почек, в других — желтуха или желтая лихорадка. Этот же случай для меня совершенная загадка. Говорите, цвет его глаз — дело рук колдуна Ардлина? На вашем месте я бы отыскал этого колдуна и выяснил, что он сделал с вашим другом.
— Он уехал из Кордуина, — сказал Тарантио.
— Меня это не удивляет. Я не доверяю колдунам — плутовское, знаете ли, племя. Вот с пиявками все ясно — они высасывают у больного дурную кровь, и никакого колдовства.
Тарантио проводил лекаря до порога, уплатил ему за визит и вернулся к постели больного.
— Нужно было затолкать ему в рот этих его пиявок, — проворчал Дейс. — Напыщенный идиот!
— А все же в его словах есть доля правды. Думаю, болезнь Бруна и вправду дело рук колдуна. Ты же видел его глаза — теперь они оба золотистого цвета. Никакого волшебного шара не было — это просто какие-то чары. И они все больше овладевают Бруном.
— Верно, — жизнерадостно согласился Дейс. — Я же и говорю — надо было нам прикончить Ардлина.
— У тебя, братец, на все один ответ — прикончить.
— Каждому свое, — отозвался Дейс. Брун застонал, затем вдруг заговорил на языке, которого Тарантио прежде никогда не слышал — певучем и мелодичном. Тарантио сел у постели, положил ладонь на пылающий лоб Бруна. Потом налил в тазик теплой воды и, откинув одеяла, обмыл нагое тело Бруна — чтобы вода, испаряясь, хоть немного охладила кожу.
— До чего же он исхудал! — заметил Дейс. — Ты бы приготовил ему мясного отвара или что-нибудь в этом роде.
Брун открыл золотистые глаза.
— Ох, как больно! — прошептал он.
— Лежи, друг мой, лежи. Поспи, если сумеешь заснуть.
— Мне холодно.
Тарантио снова пощупал лоб больного, потом укрыл его одеялами и пошел в кухню. Кухарка, которую он нанял, сбежала, едва Брун заболел. Еды в доме не было. Вернувшись в спальню, Тарантио подбросил дров в огонь, потом накинул плащ и вышел в снежную круговерть. До таверны «Мудрая Сова» путь был неблизкий, и он изрядно продрог. На плечах и голове у него наросли снежные сугробы.
