клуб для боёв без правил, где точно так же ставили бабки, но только на боях, — Моника легла удобнее и прищурилась, когда я посмотрел на неё, отвечая:
— Тебе правильно известно. Однако, это не отменяет того, что мой хозяин пользовался красивой ширмой из примерной семьи. Его жена и двое сыновей стали отличным прикрытием для любых грязных делишек. В свое время, когда я только попал к нему, он отжал целый старый район Сеула с доисторическими постройками, на месте которого потом вырос отличный и цветущий комплекс новостроя.
— Интересный мужчина, — Куколка выдохнула, а я невольно провел рукой по её ножке, и сжал всей ладонью.
— Очень. Как и сынишки, из-за которых я и попал в ту дыру. Однако мы отошли от темы. Настоятель церквушки почил с миром точно таким же способом, как и Делакруз, Моника. Когда я приехал, застал только кровавое месиво на месте церкви. Потом три дня, сидя у одного аджосси на шее, как заплутавший столичный парнишка, наблюдал, как наши спецы описывали количество трупов, которыми были усыпаны подвалы под зданием той самой церкви. Сынки хозяина успели сбежать до того, как этот притон уничтожили.
— Пастора сняли с колокола? — Моника села удобнее и нахмурилась, а я только со свистом втянул воздух, когда она задела ступней мой пах, и схватив за ногу, потянул её обратно.
— Куда? — гортанно шикнул.
— Отпусти! — язвительный и хмурый тон, а моя ладонь только сильнее сжимает крепкие икры.
— Зачем тогда? — приподнял бровь, а потом опять посмотрел на дорогу.
— Ноги затекли, — прозвучал тихий ответ, который побудил к невообразимой чуши.
Я стал разминать мышцы ног Куколки, а когда расслышал сдавленный выдох, чуть не сдох от того, как это на меня подействовало.
— Так что там… с настоятелем? — её голос стал глубже, а движения моей руки намного плавнее и медленнее.
— Висел прямо над входом. Однако, странность в другом. Мститель оказался неуловим, потому что не нашли никого из тех, кто мог бы сотворить подобное зверство. Хотя я бы назвал это очищением, — закончил, и когда вспомнил старика, у которого тогда прожил три дня, помогая с хозяйством и курами, резко нахмурился, а рука на ножке Куколки замерла.
— И бросил токэбби*(демон) деву в пучину морскую… И превратилась она в чоньё гвишин… — повернулся к Монике и спросил, — Помнишь легенду старика пастора, ту которую вечно повторяла тварь Нильсон? Про ангела и демона?
— Я не думаю, что всё завязано только на религии настолько, — Моника скривилась, однако в её глазах я видел, что Куколка пытается врать сама себе, чтобы успокоить собственный страх.
— Аджосси, который приютил меня в той деревушке, постоянно напевал песенку моряков про деву из морских глубин, — я начал набирать скорость, бросив взгляд не часы на приборной панели.
— Он мог просто петь всякую чушь. Я в курсе, насколько корейцы любят петь в караоке. Как и японцы… — Моника хоть и продолжила хмуриться, но всё равно замерла, смотря в мои глаза. А когда я покачал головой, спросила:
— Тангир, ты уверен? — её ноги на моих коленях и под рукой напряглись, а я кивнул со словами:
— Абсолютно. Сама подумай, Куколка. Таких совпадений не бывает. Я приехал на место не просто расправы. То, что было перед моими глазами, когда вошёл под своды того храма, больше походило на вендетту, подобную моей. Кто-то жестоко расправился со всеми. И только сейчас я сложил всё в кучу. Мне не давал покоя тот факт, что не было логической связи в стольких убийствах из-за делёжки игорного бизнеса. Теперь я уверен, дело именно в этой чертовой легенде.
Моника смотрела на меня пристально, цепко и хмуро, и только когда мы начали въезжать в последний из городков перед огромным мегаполисом, всё-таки убрала ноги, и села откидываясь спиной на сидение. Я видел, что ей необходимо время, чтобы обдумать то, что я ей рассказал. Как и мне понадобилось ещё несколько минут на окончательное осознание, что смерть моей Ми Ран, выбор меня для превращения в их тварь, и то что произошло дальше — всё это части того мира, который стал моим.
Того мира, в котором теперь костлявая старуха бросила мне новый вызов, как кость собаке. Последний шанс на искупление всех моих зверств и отобранных жизней. Ведь где-то внутри, сидела совесть и часть моей, ещё не прогнившей насквозь, человечности. Я не имел права отбирать то, что не было создано моими руками. А отобрав, стал совершенно таким же подобием той твари, которая убила мою женщину, сперва сломав её тело.
Перед глазами опять всё поплыло, а дыхание нагрелось настолько, что никакая калифорнийская жара мне уже была не страшна. Я сам горел понимая, что всё это время — почти восемь лет, с того самого момента, как впервые вышел на ринг, стал пешкой. Костью на чёрно-белой доске для игры в бадук. Однако если камни на этой доске имели четкий черный либо белый цвета, то я стал серым, а вернее красным в этой игре.
Потому и вошёл в номер отеля в районе Санта-Моника так, будто решил для себя всё. Не успев закрыть дверь, вжал Куколку в стену со словами:
— Очень символичное название райончика Моника, не находишь? — провел руками вдоль её фигуры, ворвался грубо, но нежно в её рот, и с удовольствием ощутил, как она повисла на мне и обхватила затылок в руке, с не меньшей страстью отвечая на ласку.
Сжал её в объятиях настолько, что самому стало нечем дышать, но не отрывался от губ ни на секунду, смотря в глаза, которые быстро темнели, и начинали блестеть от той дикости, которая в них горела.
Мне нужно было это. Не знаю с каких пор, но я стал не просто голоден до подобных чувств. За эти несколько недель, мой привычный мир начал оживать. В нём снова поднимались из болота деревья, и расцветали прямо на моих глазах. Однако болото всё так же гнило, как и продолжал кипеть мой чан со смолой в аду. Но теперь, когда я дышал, ко мне вернулись запахи и эмоции. Человеческие чувства, которые и побуждали ненасытно набрасываться на Монику, будто толкая меня в спину за новой порцией того, что могло оживить болото и заставить в нём расцвести даже сраный лотос. Именно такой, как она.
— Ты хочешь чтобы я прямо сейчас попросил помощи? Ты ведь понимаешь, что твой однорогий начальник
