Гондола ткнулась носом в причал. Это был такой же плот с дощатым настилом, как возле морга или отделения милиции. Копаев поднялся со скамьи, пошарил в кармане брюк, достал помятую пятерку и протянул гондольеру. Тот посмотрел на деньги, потом, как-то очень грустно, — на Копаева и пятерку не взял.
— Что, мало? — спросил Копаев и снова полез в карман.
— Иди уж, — так же грустно, как и смотрел, сказал гондольер и махнул рукой.
Копаев недоуменно пожал плечами, спрятал деньги обратно в карман и перепрыгнул из гондолы на причал крематория. Гондольер оттолкнулся веслом от причала и погреб прочь, немедленно затянув баркаролу — опять-таки по-английски:
Ю невер гив ми ё мани
Ю гив ми онли ё фани пейпаз…
Копаев проводил гондолу взглядом, пока она не скрылась за углом, затем зашел в крематорий.
Сперва ему показалось, что внутри мрачно, как в склепе, но только показалось — просто снаружи Копаев нахватался солнечных зайчиков, и глазам требовалось некоторое время для адаптации. Солнечного света из узких окон было вполне достаточно, здесь никто и не думал закрашивать стекла масляной краской. Большой холл, на пороге которого стоял Копаев, напомнил ему аудиторию в университете: длинные ряды деревянных скамеек со спинками, возвышение и кафедра в конце зала; для полного сходства не хватало лишь черной классной доски. Слева отвхода была полуоткрытая дверь, а за дверью — уводящая наверх лестница.
Копаев не стал задерживаться ни на втором, ни на третьем этаже, а сразу поднялся на крышу. Вся плоская поверхность ерыши была засыпана ровным слоем мелкого гравия, горячий воздух над ним дрожал и переливался, как в пустыне. Копаев, похрустывая гравием и ощущая жар раскаленных солнцем камешков даже сквозь подошвы ботинок, приблизился к троице, вольно расположившейся на краю крыши. Вблизи двое оказались одинаковыми на лицо чернобородыми мужиками средних лет и без особых примет. Третий же не обернулся, но Копаев был уверен, что и тот похож на этих двух.
Неужели им не жарко во всем черном? — подумал Копаев, разглядывая удивительную троицу. Сам он был мокрый как мышь.
— Э-э, здравствуйте, — нерешительно сказал Копаев. Отчего-то он чувствовал робость, такое случалось с ним крайне редко, да почти никогда.
— Ну, здравствуй, здравствуй, — промолвил один бородач.
— Привет, — сказал другой.
Третий промолчал, не обернулся и теперь.
— Видите ли, какое дело, — проговорил Копаев, переминаясь с ноги на ногу, — я впервые попал в ваш город и хотел бы поподробнее ознакомиться с этим местом. Когда я поинтересовался у гондольера к кому можно обратиться с вопросами, он привез меня сюда…
— Ну да, — кивнул первый бородач, — гондольеры, они понятие имеют.
— Слушай, Лаврентий, — перебил его второй, — я чего-то в толк не возьму: кто это такой?
— Ну как же, — ответил бородач с необычным именем Лаврентий. — Это — Копаев Марк Анатольевич, одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения…
— Марк Анатольевич? — переспросил второй бородач вроде бы даже с подозрением.
— Да нет, он не местный, — сказал Лаврентий.
— Сам вижу. Не пойму вот только, как он сюда попал? Протей, что ли, опять начудил?
— Может, Протей. А может, Лабиринт.
Копаев решил напомнить о себе:
— Извините, что я вас перебиваю, но не могли бы вы все-таки хоть что-нибудь мне объяснить?
— Могли бы, могли бы, — проворчал Лаврентий.
— Спрашивайте, — разрешил второй бородач, имени которого Копаев до сих пор не знал.
— Прежде всего, откуда вам известны мое имя и год рождения?
— Ну как же, — сказал Лаврентий. — Это прямая наша обязанность — знать всех живущих.
Нельзя сказать, что Копаева такое объяснение вполне удовлетворило, но пока он решил ограничиться тем, что ему соизволили ответить.
— Раз уж мое имя вам известно, то не могли бы вы и сами представиться? — попросил Копаев.
— А мы разве не представились? — удивился Лаврентий.
Копаев отрицательно покачал головой.
— Нет, не представились.
— Мы что, в самом деле не представились? — спросил Лаврентий у своего бородатого коллеги. Тот подтвердил слова Копаева.
— Ну извините, гражданин начальник, сейчас исправимся. Меня, значит, зовут Лаврентий Жребин. Это вот, — Лаврентий Жребин указал на второго бородача, — это Климент Пряхин. А там, — Жребин ткнул пальцем себе за спину, — Антон Неизбежин.
Ненормальные какие-то имена, — смятенно подумал Копаев. — У нормальных людей таких имен не бывает.
— Теперь, как у доброго знакомого, позвольте поинтересоваться. — Нить беседы перехватил Климент Пряхин. — Скажите, вас Протей сюда затащил?
— Какой еще Протей? — сказал Копаев, недоумевая. — Не знаю я никакого Протея.
— Значит, вы воспользовались Лабиринтом, — заключил Лаврентий Жребин.
— Да, Лабиринтом, — кивнул Копаев. — Не знаю только, то ли самое вы имеете в виду…
— То самое, будьте уверены, — сказал Климент Пряхин.
— Форма может быть различной, но суть от этого не меняется, — сказал Лаврентий Жребин.
Пряхин посмотрел на Жребина, Жребин посмотрел на пряхина, и оба они захохотали, словно кто-то из них только что отмочил очень смешную шутку. Они, кажется, действительно были весьма неплохо осведомлены о многих тайных вещах, но не спешили делиться своей осведомленностью с Копаевым.
— Если вы знаете, что такое Лабиринт, — проговорил Копаев с ноткой недовольства в голосе, — то может ответите мне, почему он забросил меня именно в этот город? Я не об этом его просил. Может, с Лабиринтом не все в порядке?
— С Лабиринтом всегда все в порядке, — посерьезнев, сказал Лаврентий Жребин. — Он, можно сказать, одно из воплощений самого Порядка.
— Да, с Лабиринтом никаких накладок быть не должно, — сказал Климент Пряхин. — Что вы от него хотели, то и получили.
— Но я не просил Лабиринт доставлять меня сюда, — возразил Копаев.
— Да? А куда же вы просили вас доставить? — спросил Лаврентий Жребин с неподдельным интересом.
Копаев помедлил, но все же ответил, понизив голос и как бы смущаясь признания:
— Я хотел, чтобы Лабиринт доставил меня во владения Хаоса.
— Ну, вот вы и получили, что хотели, — сказал Климент Пряхин.
— Это? — Копаев посмотрел с крыши вниз, на затопленную морем улицу, на разрушающийся город. — Не так я себе это представлял, совсем не так…
— И как же вы себе представляли Хаос? — полюбопытствовал Лаврентий Жребин.
— Н-ну… — Копаев задумался. — По-другому как-то, иначе… Он не мог выразить свое представление о Хаосе собственными словами. — Вот и в книгах Хаос совсем иначе описан…
