Ежевика медленно открыла глаза и пару раз моргнула, прищурилась, осматривая все вокруг.
— Что случилось?… — спросила она, но вдруг заметила Нольга, на руках у которого находилась.
Смутившись и в то же время испугавшись, она осторожно поднялась с его рук и села на полу.
— Прости меня, — тихо сказала она, пряча глаза.
— Ежевика! — радостно воскликнул Нольг и сгреб девушку обратно в свои медвежьи объятия. — Напугала, дуреха!
— Ах, дети мои!… - всплеснула руками Эргея и, снова расплакавшись, кинулась обнимать обоих. — Дети-дети, поседею я с вами так!
— Ой… — растерянно сказала девушка, когда ее обняла будущая свекровь. Ежевика все еще не понимала, что происходит.
— Ты, понимаешь ли, умерла, а Нольг тебя, оказывается, тоже полюбил за год знакомства… — быстро и путано объясняю ей, утирая скупые слезы и улыбаясь. — Ты сейчас, кажется, уже человек. Поздравляю!…
— Нольг? — удивленно посмотрела она на него. — Это… правда?
— Да, — просто ответил он, горячо целуя ее в щеку.
От неожиданности Ежевика широко раскрыла глаза, но потом на ее лице расцвела счастливая улыбка, а на щеках появился розовый румянец. Посмотрев на своего Добрыню Никитича, она совсем зарделась и робко чмокнула его в густые усы.
— Уж будьте счастливы вместе, дети мои, раз оно вам так надо! — всхлипнула Эргея и расцеловала обоих. — Мое благословление у вас есть, теперь от отца получите, и живите вместе, как муж и жена!
— Матушка! — обрадовался Нольг. — Спасибо!…
— Да чего уж, сын? Раз тебе хорошо, то и мне радостно! А мне-то уж и с внуками нянчится пора…
На этом до слез счастливом моменте я вдруг вспомнила об инквизиторе. Он забыл убраться куда подальше, стоял и с радостной улыбкой наблюдал за происходящим.
— Ты!!! — шиплю в гневе, кидаясь на него.
Арланд не ожидал нападения, потому я без труда толкнула его на стену, а потом подскочила и схватила за ворот, притянула его к себе и затрясла, что есть мочи, иногда ударяя головой о стену. От злости во мне пробудились поразительно много сил!
— Ты что наделал!?!? Ты ее чуть не убил!!!
— Все было запланировано! — начал оправдываться он, пытаясь отцепить меня от себя.
— Что!? Ах, запланировано!? Да я сейчас знаешь, что с тобой сделаю!?!? — спрашиваю, вплотную приблизив лицо и заглянув в черные глаза инквизитора.
— Бэйр, я тебе клянусь, я все предусмотрел, я внимательно за всем следил! Если бы с ней все было хорошо, Нольг бы никогда не признался в своих чувствах и она бы не стала человеком, а Эргея никогда бы ее не простила и не разрешила бы свадьбу!!! Серебро было идеальным выходом из положения!…
— А меня ты предупредить не мог, ирод!?
— Я по дороге все придумал, пока от вас шел, не успел сказать!… Кхеэээ-кхе!.. — начал он, но замолчал, так как я резко схватила его за горло и начала душить, продолжая неистово трясти, вымещая все те переживания, которые испытала за это короткое время. — Отпусти!…
— Не дождешься! — шиплю сквозь зубы, раздумывая, дать ему еще в морду или не дать. В итоге, уже замахнувшись, передумываю. — Чести много!… Убивать тебя предоставлю Дейку, он у нас по части чудовищ!
Отпустив его, направляюсь вон из дома, на улицу, чтобы подышать свежим воздухом.
— Бэйр, мне некогда было говорить! Если бы все узнали, то не сработало бы! — продолжил оправдываться инквизитор, идя за мной.
— А ну отойди, знать тебя не желаю! — говорю, резко оборачиваясь. — Ты хоть понимаешь, чем рисковал!? Она могла умереть, она уже умирала, когда Нольг вошел!!! Если бы он не успел, если бы не признался, то… то… Ты — нечисть, Арланд!!!
— Бэйр!…
— Не «Бэйр»! Не играются так чужими жизнями! Или все или ничего, ха! Это не тебе было решать!
Я вышла вон из дома и там уже пошла, куда глаза глядят.
Меня всю трясло от злости и раздражения, больше всего на свете хотелось придушить кого-нибудь…
План у него, посмотрите-ка! Кого он из себя вообще возомнил!? Чуть не убил несчастную девочку, у него, видите ли, план был! Злобный ублюдок… чокнутый маньяк! Да там и так бы все устроилось, не надо было лезть со своими хитроумными планами! И что опять втемяшилось в его больную голову!?
Со злостью пнув камень, попавшийся на дороге, я случайно попала в разгуливающего неподалеку огромного индюка. Птица обернулась на меня, прищурила глаза и капнула лапкой землю, как разъяренный бык.
Почуяв неладное, я быстро свернула на другую улицу, идя по которой продолжила мысленно ругать инквизитора.
И его это «Бэйр»! Чего? Чего он хотел? Как будто оправдывался передо мной, как будто это передо мной ему надо было оправдываться! Да он должен был в ноги кинуться этой девушке!… Складывается такое впечатление, что он совершенно не осознает, в чем, почему и перед кем виноват. Да, конечно, кончилось все как нельзя лучше, но он не имел права так рисковать! Да еще все эти жуткие фразочки в то время, как у него на глазах по его же вине умирает девушка… Как же мне хотелось свернуть ему шею за это! Нет, он определенно ненормальный! Даже если порой кажется нормальным, то все равно он чокнутый!…
Я нервно расхаживала по деревне. Ее жители, завидев меня, тут же прятались за заборы и изгороди, опасливо выглядывали, наблюдая за жуткой ведьмой. Вскоре они начали меня раздражать своими подглядываниями, перешептываниями и прочим.
Со злости я взорвала горшок на плетне, за которым прятался мальчишка, целившийся в меня рогаткой. Полегчало. В голову мне пришла мысль о том, что неплохо бы было отобрать у него эту рогатку и пойти, вспомнить детство где-нибудь в лесу. Пакости они всегда расслабляют.
Но я все-таки оставила игрушку ребенку, а сама пошла вон из деревни, к реке. В безлюдное, спокойное место, где возможно уединение с природой.
По пути за мной увязалась какая-то любопытная собака, внешне очень похожая на овчарку. Она дошла со мной до самой речки и, стоило мне только устроиться на берегу, села рядом.
— Что? Зачем ты за мной идешь? — раздраженно спрашиваю у собаки. — Жить надоело? Я же ведьма.
Она посмотрела на меня, отступила на пару шагов, и убежала.
Я разочарованно вздохнула, обняла колени и принялась смотреть на воду. Захотелось увидеть там русалку или хотя бы просто чей-нибудь всплеск. Ничего.
Постепенно злость и раздражение уступили место грусти. Абсолютно необъяснимой, тупой, ноющей, как ушиб на теле, грусти.
Для поднятия настроения я стала вспоминать последние сцены в доме коневодов.
Значит, у Ежевики все будет хорошо. Останется она со своим Никитичем, будет стирать по вечерам его рубашки, пропитавшиеся лошадиными запахами, готовить ему, ухаживать, а потом, когда-нибудь, так же, как Эргея, будет распинаться перед какой-нибудь клушей: «Муж у меня умница, красавец, работяга, с животными так обращается, как никто другой. Они — кормильцы наши. Вот мы и живем богато. И сыновья у меня все в мужа пошли, все — лучшие женихи на деревне»…
