— Я понимаю, — мягко ответил Шефнер. — Если вам совсем не по себе, мы можем повернуть обратно. Посидим где-нибудь в кафе.
— Не надо! Я справлюсь. Просто…
— Ваш покорный слуга будет предельно учтив и ненавязчив. Если у вас есть зонтик, можете им огреть меня, если вам покажется, что я невыносим.
Кажется, у Шефнера какая-то дурная страсть к наказаниям. В прошлый раз была линейка, теперь зонтик.
— У меня нет зонтика, и я бы до такого не опустилась, — сказала с достоинством.
Когда маг открыл передо мной дверь автомобиля и помог выйти, я замерла от восхищения. Синяя озерная гладь, желтый песок у кромки воды, зелень травы, прозрачная голубизна неба… Все было таким нереально ярким! И дышалось здесь совсем по-другому, нежели в городе.
— Вот видите, вы улыбаетесь. Я так скучал по вашей улыбке, — тихо сказал Шефнер.
— Красиво!
— Да, — ответил мужчина, не отрываясь от моего счастливого лица. И тут же спохватился, строго напомнив: — Наденьте шляпку, у вас обгорит нос!
До обустройства пикника меня не допустили, велев прогуляться, не отходя далеко. Но мне и не хотелось лезть в кусты или исследовать другую сторону озера. Хватало вида, который открывался с нашей стороны.
Я подошла к кромке озера, присела и дотронулась до воды. Пальцы приятно охладило. Тут же захотелось снять слегка натиравшие туфли и чулки и зайти в воду хотя бы по щиколотки. А Шефнер, когда сюда приезжал, наверняка мог позволить себе купаться. Одно расстройство — быть девушкой. Все эти ограничения, правила… шляпки, опять же. Шефнера вот совершенно не волновало, что его нос обгорит. Я решительно развязала ленты под подбородком, чувствуя себя необыкновенно свободной и даже дерзкой.
— София, отойдите немного назад, вы промочите ноги!
Пользуясь тем, что Мартин меня не видит, скривила гримасу. До чего же занудным типом мог быть порой менталист! Даже не стоило думать, чтобы закурить в его присутствии. Одним замечанием не обойдусь.
Я вернулась обратно и уселась на уже расстеленное покрывало. Шефнер откупорил пробку графина и разлил по высоким стаканам сок.
Говорить особенно не хотелось. Было приятно сидеть в тишине, пробуя все понемногу: фрукты, сыр, несладкую выпечку. Мы сидели в тени ивы, от озера шла прохлада, поэтому жарко не было. Было… да, хорошо. И Мартин в расстегнутой на верхние пуговицы рубашке с подвернутыми рукавами и слегка растрепавшимися волосами выглядел непривычно… домашним?
Почувствовав мой взгляд на себе, мужчина отвлекся от тщательного намазывания масла на хлеб и неожиданно подмигнул. Я поспешно отвернулась.
— Вас все так же легко смутить, — заметил он.
— Так считаете только вы, господин Шефнер.
— Вы холодно говорите «господин Шефнер», а я слышу за этим — «мой дорогой Мартин», — лукаво улыбнулся он.
Я прыснула и покачала головой.
— Мой доро… Нет, я не могу. Это выше моих сил!
— Тогда просто по имени!
— Разве я вправе? Вы ведь сами всегда говорили, что не стоит мешать личное и работу. Да и не могу я к своему нанимателю обращаться столь непочтительно. Не боитесь, что потом сяду вам на шею?
— Моя шея в полном вашем распоряжении. Владейте и пользуйтесь. А-а-а, вот опять краснеете! Как вы дожили до своих лет и так и не научились флиртовать? — Прежде чем я открыла рот, чтобы сказать хоть что-то в свое оправдание, Шефнер меня перебил: — Нет-нет, не меняйтесь ни в коем случае. Это станет поистине черным днем для меня, когда вы научитесь пользоваться своей неотразимостью как оружием.
— Вы точно там сок пьете? — спросила с подозрением. — Никогда не видела вас таким…
— Каким?
— М-м-м, благожелательным.
«Милым и несерьезным», — не осмелилась сказать вслух. Я все-таки скинула туфли и обвила колени руками.
— Какой вы настоящий, господин Шефнер? — спросила серьезно.
Менталист откинулся назад, глядя куда-то вдаль.
— Не знаю. Не помню. Давно уже не помню… Но в человеке обычно бывает много намешано, София. Разве я не могу быть таким, каким хочу? Хотя бы сейчас?
А ведь он довольно молод для своей должности. Наверняка пришлось много потрудиться, чтобы всего этого достичь. Был ли Шефнер-старший когда-нибудь таким же легкомысленным повесой, как Петер? Мог ли позволить себе влюбляться и делать глупости во имя любви?
Внезапно я с холодной пронзающей ясностью осознала, что я тоже никогда не позволяла себе выйти за собственные рамки. Двигалась вперед, не смотря по сторонам, не давая себе насладиться жизнью. И никогда не рисковала нигде и ни в чем, помимо работы. Но когда-нибудь мне придется оглянуться и понять, что жизнь пройдена, а я… так ни разу и не позволила себе полюбить и быть любимой.
Я легла на спину, закрыв глаза, пытаясь справиться с внезапно появившимися сомнениями в самой себе.
— София?
— Все хорошо, — сказала отстраненно. — Знаете, я сейчас поняла, насколько я похожа на вас. Но вас держит ваша роль, а что держит меня? Ради чего все это?
— Слишком сложные вопросы для обычного пикника, — с грустной иронией сказал Шефнер.
Было слышно, как он звенел посудой и столовыми приборами, складывая их обратно в корзину, но мне не хотелось ничего делать. Опустошенной и потерянной — вот какой я была сейчас. И все же я не чувствовала себя одинокой и несчастной в этот момент. Потому что знала, что именно сейчас не была одна.
Внезапно я ощутила тяжесть на своих ногах. Кое-кто весьма удобно устроил голову на моих бедрах. Протянула руку и коснулась жестких нагретых солнцем волос мага. Не отталкивая, а будто давая разрешение. Мужчина порывисто вздохнул, расслабляясь под небрежной лаской. Я почти осязала пальцами, как исчезает складка между его бровей, а морщинка на лбу разглаживается.
Сейчас такая интимность наших поз не казалось мне ни странной, ни неприличной. В жесте мужчины не было пошлости, как не было ее и в моем прикосновении.
«Мне хорошо с тобой. А тебе?»
«Я могла бы провести так вечность».
Ни он, ни я не произнесли это вслух. Любое слово могло разрушить ту хрупкую близость, что возникла между нами.
Мне было так спокойно в этот момент, что сама не заметила, как заснула.
Проснулась я оттого, что начали замерзать ноги. А вот спине было неожиданно тепло.
Еще бы! Шефнер как-то умудрился, пользуясь моим бессознательным состоянием, переместиться с моих колен и теперь, обняв рукой, прижимал меня к своей груди.
Я повернула голову, чтобы высказать ему свое возмущение, и только тогда поняла, что Шефнер спит. Притом даже мое ерзание в его объятиях не смогло его разбудить. Но и во сне он довольно крепко держал меня, не давая вырваться. Все, что мне удалось, — это развернуться к нему лицом и оказаться в еще более неловком положении.
