Я обожал эти прогулки. Гуляя по склону Казыгурта или по холмам долины, я чувствовал легкость и отстраненность. Мне казалось, что мир, который всегда пытался зловредно вмешаться в мою жизнь, навязать свое мнение, сейчас забыл обо мне. Цивилизация выкинула меня из головы. У меня было чувство, что я взял отпуск у собственной жизни. Конечно, я не забывал, зачем мы сюда приехали, и честно искал корень. Один раз даже нашел растение, очень напоминающее листьями мандрагору. Но это оказалась не она. Разочарованием Мары можно было мариновать помидоры, мне даже показалось, что он готов расплакаться от осознания того, что поиски не завершены.
— Мара, ты похож на юного жениха, которого в последний момент отшила невеста, — подбодрил я его тогда.
— Гвоздь!.. Ищи дальше.
Мара искал не просто корень, он искал способ материализовать свою теорию. Его усердие было мне понятно. Кислый тоже относился к делу серьезно, но только потому, что от него именно этого ждали. А я… ну что ж, вариант, при котором мы не нашли бы мандрагору, вряд ли загнал бы меня в депрессию.
— Мара, да ладно тебе. Ну не найдем мы корень. Ну и что? Будет повод вернуться сюда следующим летом. Я только за. Мне тут нравится.
— Гвоздь!.. Просто ищи.
За час до заката мы возвращались в лагерь, и Мара наносил на карту обследованные области. Затем я готовил ужин (терпеть стряпню Мары два раза в день было выше моих сил), мы рассаживались у костра, ели и наблюдали, как небо из сизого становится черным, как проклевываются звезды, и думали каждый о своем.
Восемь дней мы прочесывали квадрат за квадратом долины и юго-восточный склон горы, и Мара уже начинал откровенно нервничать, потому что продукты заканчивались, экспедиция затягивалась, а денег, чтобы ее продолжать, было не так уж и много.
— Плохо-плохо-плохо… — бубнил он.
— Расслабься, Мара. До морозов протянем, — утешал я его.
— С ума сошел? До каких еще морозов?!
— До первых. Потом съедим Кислого. Потом съедим твои уши…
— Гвоздь, прекрати.
— Да ладно тебе. Может, не стоит искать корень? Может, лучше поискать псилоцибиновые грибы?
— Нет. Грибы гораздо мягче. Они не дадут то, что необходимо. Мы должны найти мандрагору.
И мы наконец ее нашли. Вернее, нашел Кислый, чем и подтвердил предположение Мары, высказанное три недели назад, что он, то есть Кислый, «может быть, на что-нибудь и сгодится».
В четверг, двадцать восьмого сентября, в два часа дня Кислый разжег костер на вершине холма возле нашего лагеря.
Поскольку раций у нас не было, а о сотовой связи тут нечего было и думать, нам приходилось использовать древние способы сигнализации. В данном случае костер на холме предписывал прекратить поиски и вернуться в лагерь. Так я и сделал.
Оба компаньона ждали меня возле палатки. Кислый дрожал и подпрыгивал от радости, Мара в нетерпении переминался с ноги на ногу. Мы тут же отправились в путь, дабы убедиться, что найденное Кислым растение в самом деле является мандрагорой. Кислый, счастливый, что оказал неоценимую помощь нашему мероприятию, устремился в сторону Казыгурта. Путь шел на подъем, и не так-то просто было поспевать за нашим проводником. Кислый то и дело забегал вперед, резко останавливался и поглядывал на нас с укором. Ну, прямо что твой охотничий пес, взявший след и недоумевающий, почему хозяин не желает поторопиться.
То, что найденное Кислым растение является мандрагорой, я понял по выражению лица Мары. Он опустился перед ней на колени, осторожно потрогал листья, запустил пальцы в грунт у основания коротенького стебля, пощупал корень.
— Ну что?.. Это… оно? — волновался Кислый.
Мара оглянулся на меня, и я понял, что наши поиски завершились: черты лица Мары разгладились, а глаза сияли почти так же, как утреннее казахстанское небо.
— Молодец, — похвалил он Кислого.
— Так что? — спросил я. — Будем изымать?
— Да, — тут же отозвался Мара и достал раскладной нож.
Кислый, видимо, опасаясь крика растения, посерьезнел и даже попятился назад. Мара оглянулся на него, сказал с улыбкой:
— Не дрожи, юноша. Я знаю специальное заклинание, оно настроит мандрагору к нам благосклонно.
Кислый немного успокоился, но ближе подходить не стал. Мара подмигнул мне и снова склонился над растением.
Он возился с ним минут пятнадцать, ни на что не отвлекаясь, и делал каждое движение максимально аккуратно и сосредоточенно. Манипуляции Мары с растением больше походили на медицинскую операцию, чем на практику садовода-огородника. Наконец Мара поднялся с колен, держа растение на ладонях, как бы шпагу посвящения в рыцари, и повернулся ко мне, словно приглашая разделить с ним трепет и воодушевление. В знак понимания я кивнул.
С юга вдруг налетел ветер, стало прохладно и сыро. Я посмотрел на небо, за южным склоном оно затянулось серо-сизой пеленой. Очевидно, там шпарил дождь, и ветер гнал его в нашу сторону. Я поежился, Мара не обращал никакого внимания на погоду, он осторожно счищал ножом с корня землю.
— Сейчас это… дождь пойдет, — с тревогой прокомментировал Кислый климатические условия.
Я взглянул на него и вдруг вспомнил, как мы сидели на скамейке в парке месяц назад или больше, и Кислый точно так же опасался небесной влаги. Это было в другом городе, в другой стране, и теперь мне казалось — в другой жизни. Тогда мы придумали, что мораль — это «третье небо» человечества, единственная цель которой — карать. Я подумал, не слишком ли мы богохульствовали по отношению к ней? Может, мораль пришла за нами следом сюда — в предгорье Тянь-Шаня, чтобы сделать нам последнее предупреждение?..
— Кстати, это первый дождь за все время нашего тут пребывания, — заметил я.
В этом было что-то тревожное, и я вдруг с поразительной ясностью осознал, что мой отпуск от собственной жизни закончился. Мир, человечество, цивилизация — они нашли меня и теперь уже не отпустят. Дороги назад не было, эксперимент должен был состояться.
— Можем возвращаться, — сказал Мара. — Я закончил.
Мы тронулись в обратный путь. Я шел рядом с Марой и рассматривал растение. Корень и впрямь напоминал человеческое тело. Он разделялся на четыре отростка, напоминающие руки и ноги, только вместо головы мандрагора завершалась коротеньким стеблем с листьями, которые при наличии воображения можно было принять за длинные растрепанные волосы. Корень и по цвету походил на тело человека — почти белый с легкой примесью какао.
— Мара, может, дать ему имя? — пошутил я. — Он и в самом деле похож на маленького человечка. Этакий гомункул.
— Мандрагора сама скажет тебе свое имя, если посчитает нужным это сделать, — совершенно серьезно ответил он.
