— Я думаю о том, что нас ждет. А о чем думаешь ты, Феак?
Непроницаемый финикиец пожимает плечами:
— Я думаю о том, что через пару дней, если будет на то милость богов стихий, мы завидим зеленые равнины Крита.
— А если не будет?
Феак поднимает глаза к небесам:
— Все что угодно. Может быть, обитатель Лабиринта так и не дождется жертв, а между наших ребер будут играть рыбки.
Сына Посейдона это не пугает:
— Ты мог бы пристать прямо к берегу Крита, минуя Дию?
— Вообще-то да, — подтверждает Феак, — но ведь никто этого не делает. Все корабли разгружаются на Дии, а потом груз барками переправляют на Крит. Ведь на всем северном побережье нет ни одной удобной бухты. Ни один капитан не бросит якоря в Ираклионе даже на ночь. Стоит перемениться погоде, и судно станет игрушкой мельтема.
Тесей молчит, снова отдавшись прежним мыслям.
— К тому же на Дии вас будут поджидать, как поджидали ваших предшественников. О, владыку Крита не упрекнешь в недостатке гостеприимства! Вас усадят в украшенные цветами ладьи, как лучших гостей, а на критском берегу будут ждать парадные колесницы. Вас увенчают венками из роз и, если это утешит сына Эгея...
— Едва ли, Феак. Венками из роз украшают не только лучших гостей, а еще и жертвенных быков. Пусть я покажусь излишне занудным, но напомни-ка мне лучше, что в этом деле требуется от тебя?
— Очень немного. Ввести корабль в бухту, найти место для стоянки...
— А потом?
— Ждать. А что?
— Ничего, — произносит Тесей. — Просто иногда это оказывается самым трудным.
* * *Сменив львиную шкуру на траурный черный плащ, Алкид подходит к Дельфийскому святилищу как простой паломник, один из многих. Ему приходиться ждать.
Глядя на то и дело рассекающих толпу служителей святилища, он слышит шелест священного лавра и редкие, тихие голоса ждущих милости бога. Никто не заговаривает с ним. Наконец жрец-пророк молча берет его за руку. И они спускаются по истертым ступеням.
Когда же он выходит из святилища, ждавшие поодаль спутники догоняют его лишь в поселке у входа в ближайшую харчевню. Алкид взбешен. Выпив вино, он разбивает о стену чашу. Увидев лицо героя, хозяин прикусывает язык.
Его оруженосец Иолай тоже встречается с ним взглядом. Хозяин подает полный вина медный кубок — и тихо стонет, когда опорожнив, герой ударом кулака сминает его в лепешку.
— Что с тобой, Алкид?
— Я больше не Алкид! — следует ответ. — Я Геракл! Чего уставился?
Дав спутникам время переварить это сообщение, герой вырывает из рук хозяина кратер. Две тонкие струйки вина стекают по его щекам, встречаясь на резко вздрагивающем волосатом кадыке.
— «Ты больше не Алкид», сказала мне эта девка с треножника, — произносит он, наконец, утерев губы. — «Феб Аполлон велит тебе называться Гераклом — «прославленным Героем»!» Очень она меня прославила, эта рогатая богиня! И вообще кто он такой, этот Феб? Сын Зевса от какой-то неизвестной нимфы! Ну и я сын Зевса! А еще и правнук, если на то пошло!
Дубовая доска стола дает трещину под могучим кулаком героя.
— Но что она еще сказала тебе, Алкид? Зная твое горе...
Именованный Гераклом привлекает оруженосца к себе. Выглядит это, как буря, выдирающая с корнем дерево:
— Ты один понимаешь меня! В искупление своей вины я должен буду двенадцать лет отслужить — и кому? — этому ублюдку Эврисфею! Я должен буду совершать подвиги и...
— Но Алкид! — хрипит задыхающийся оруженосец. — Что тебе за это обещали боги?
— Бессмертие, — коротко отвечает Алкид, ныне Геракл, слуга Эврисфея, царя Тиринфа, Микен и Аргоса.
* * *Все происходит так, как и ожидалось. Корабль под черным парусом входит в заполненную судами всех стран и народов гавань Дии. Четырнадцать афинян переходят в украшенные цветами ладьи. На критском берегу их ожидают парадные колесницы. По широкой дороге мимо возделанных полей и цветущих садов кавалькада направляется в Кносс.
Воистину, этот город славен и удивителен, хотя бы тем, что при всем своем богатстве и великолепии не окружен кольцом крепостных стен. Девяносто больших городов этого большого острова не нуждаются в укреплениях. Их безопасность и покой хранит флот царя Миноса, сильнейший среди флотов Моря Среди Земель. Владыка Крита не боится враждебности соседей. И все же...
— О чем ты думаешь? — спрашивает идущий рядом с Тесеем.
Наследник Эгея улыбается. Одетые в белые одежды, вымытые и умащенные, украшенные венками из роз, они начинают подъем по широкой дворцовой лестнице.
— Эти маленькие ступеньки так удобны для женщин, — произносит Тесей.
— Ну и что? Женщины в почете на Крите.
Он снова улыбается:
— Я не о том. Подумай, друг мой, когда-нибудь наступит день, в этом дворце раздадутся крики ужаса, мольбы пощады, и по этим маленьким ступенькам в отсвете пожаров прошагают явившиеся из-за моря воины. А ведь этот день когда-нибудь придет!
— Тебя сейчас забавляет это?
— Об этом приятно думать.
Тень сводов падает на увенчанные венками жертвы, и они продолжают путь через украшенный яркими фресками коридор процессий. После яркого солнца его прохладный полумрак доставляет удовольствие. Миновав несколько поворотов внутренних переходов, они попадают, наконец, хоть и не сразу, туда, где их ждут — в тронный зал повелителя Крита.
Они входят в него в тишине, под звуки собственных шагов. Владыка Крита восседает на большом золотом троне, гордо откинув голову в высокой, сужающейся ярусами, украшенной перьями короне, положив руки на головы двух золотых грифонов. Такими же грифонами расписаны и стены, а на протянувшихся вдоль них скамьях сидят жрецы, придворные и воины, одетые, как и все в этом жарком климате, в подобие коротких юбок. На женщинах одежды куда больше. Иные из них не просто красивы, а божественно прекрасны.
Стараясь не выделяться среди других, избегая длинных взглядов, Тесей смотрит на владыку Крита. Изваяв это властное лицо, резец природы не сделал ни одного лишнего движения. В черной бороде нити седины, но сухощавое, с четко очерченными линиями мускулов и жил тело говорит о неугасшей с возрастом силе. Да, может быть этот человек тоже зачат богом, если конечно это не старательно раздутая династическая легенда... А кто эта девушка с золотым обручем на черных волосах по левую руку Миноса? Он уже знает ответ. Да, это она, принцесса Ариадна, верховная жрица Луны. Как все же идет критянкам их обычай оставлять открытой грудь...
Минос поднимает ладонь в знак внимания. Венчающие его корону перья вздрагивают в такт словам:
