— Что за вздор! — воинственно вскинул свой лисий нос Гильгед. — Ты уже получил все, что тебе причиталось, когда воспользовался правом забрать любую вещь из имущества архивейльта Зезамедеса по своему усмотрению!
— Архивейльт Зезамедес! — встрепенулся Моррейон. — Это имя мне знакомо… Откуда? Каким образом? Давным-давно я знал некоего архивейльта Зезамедеса, мы с ним враждовали, ну или так мне кажется… Ох, сколько мыслей крутится у меня в голове! — Розовато-зеленые камни, вившиеся вокруг, утратили свой цвет. Моррейон простонал и обхватил голову руками. — Моя жизнь текла безмятежно, пока не появились вы и не принесли с собой сомнения и раздумья!
— Сомнения и раздумья — удел каждого человека, — заметил Ильдефонс. — И волшебники не исключение. Ты готов покинуть планету шахаров?
Моррейон уткнулся в свой кубок.
— Мне нужно собрать мои книги. Они — единственное, с чем я не могу расстаться.
Моррейон провел волшебников по своим владениям. Как оказалось, здания, которые земляне приняли за чудесным образом сохранившиеся с древних времен, он построил сам по образцу того или иного вида шахарской архитектуры. Похвастался он и тремя своими кроснами: первые предназначались для тонких сукон, полотна и шелков; вторые — для узорчатых тканей, на третьих же ткались плотные ковры. В том же строении размешались чаны, красители, отбеливатели и протравы. В другом здании находился стеклянный котел, а также специальные печи, в которых Моррейон обжигал глиняные горшки, плошки, лампы и изразцы. Кузницей, которая располагалась тут же, явно пользовались нечасто.
— Шахары исчерпали все месторождения руд. Я добываю лишь то, что считаю незаменимым, а подобных веществ не столь уж и много.
Моррейон отвел гостей в свою библиотеку, где хранилось как множество книг, некогда принадлежавших шахарам, так и те, что Моррейон написал и иллюстрировал собственноручно: переводы шахарской классики, энциклопедия естествознания, размышлений и догадок, труд по описательной географии планеты с приложенными к нему картами. Вермулиан приказал слугам перенести все содержимое библиотеки во дворец.
Моррейон обернулся, чтобы окинуть прощальным взглядом пейзаж, давным-давно ставший ему родным и который он успел полюбить. Потом, ни слова не говоря, подошел к дворцу и поднялся по мраморным ступеням. Притихшие волшебники двинулись за ним. Вермулиан отправился прямиком на командную вышку и начал ритуал подъема в воздух. Дворец взмыл над обреченной планетой.
— «Ничто не» совсем близко! — потрясенно воскликнул Ильдефонс. — Куда более близко, чем мы подозревали!
Черная стена маячила совсем рядом; последняя звезда с ее одинокой планетой висели на самом краю.
— Перспективы смутные, — заметил Ильдефонс. — Трудно судить наверняка, но, похоже, мы выбрались отсюда вовремя.
— Давайте подождем и понаблюдаем, — предложил Герарк. — Пусть Моррейон собственными глазами убедится в честности наших намерений.
Дворец повис над бездной, бледные лучи обреченного солнца заиграли на пяти хрустальных шпилях, отбрасывая длинные тени на балюстраду, у которой сгрудились волшебники.
Планета шахаров первой соприкоснулась с «Ничем не». Она скользнула по загадочному не-вешеству, затем, увлекаемая орбитальным движением, из темной пелены вынырнула четверть от изначальной сферы — неправильной формы обглодок с идеально ровным основанием, на котором, как на ладони, можно было увидеть скрытые прежде от глаз планетарные слои, зоны, складки, вкрапления и ядро. Теперь «Ничего не» достигло солнца; они соприкоснулись, слились. Обреченная звезда превратилась в половинку апельсина на закопченном зеркале, а потом прекратила свое существование. Дворец погрузился во тьму.
На галерее Вермулиан начертал на колесе управления нужные символы. Быстро покончив с этим, он разжег ускоряющее курение и развел огонь с удвоенной силой. Дворец плавно и стремительно устремился обратно, к звездным облакам.
Моррейон отошел от балюстрады и отправился в зал, где долго сидел, погруженный в глубокие раздумья.
Некоторое время спустя к нему подошел Гильгед.
— Ну что, ты вспомнил, откуда брал камни-иоун?
Моррейон поднялся на ноги и впился бесстрастными черными глазами в Гильгеда. Тот на шаг отступил. Розово-зеленые камни давным-давно побледнели, как и большинство розовых.
Лицо Моррейона было сурово и холодно.
— О да, я многое вспомнил! Мои недруги организовали заговор и обманом заманили меня в ловушку, но все это вспоминается смутно и расплывчато, как звездная дымка, что окутывает космические дали. В некотором роде эти камни — неотъемлемая часть дела. Почему ты проявляешь такой горячий интерес к камням? Может, ты был одним из моих былых недругов? И все остальные тоже? Если так, берегитесь! Я — человек мягкий, но лишь до тех пор, пока не сталкиваюсь с враждебным отношением.
— Мы тебе не враги! — успокаивающе проговорил чернокнижник Шрю. — Если бы мы не забрали тебя с планеты шахаров, тебя поглотило бы «Ничто не». Разве это не доказательство?
Моррейон хмуро кивнул, однако теперь он больше не производил впечатления мягкого и приветливого человека, каким показался при первой встрече. Чтобы восстановить прежнюю благожелательную атмосферу, Вермулиан поспешил в комнату приглушенных зеркал, где в форме матриц хранил свою коллекцию прекрасных женщин. Чтобы облечь их в материальную форму, достаточно было простейшего антинегативного заклинания, и вскоре из комнаты одна за другой выпорхнули самые восхитительные прелестницы прошлого, которых Вермулиан счел нужным вернуть к жизни. Они каждый раз возрождались заново, ничего не помня о своих предыдущих воплощениях, каждое появление было словно с чистого листа, вне зависимости от того, как все сложилось в прошлый раз.
Среди тех, кого Вермулиан пробудил из небытия, была и грациозная Мерсея. Она вступила в величественный зал, изумленно хлопая глазами, как это обычно случалось с теми, кого вызывали из прошлого, и застыла как вкопанная, а потом стремительно бросилась вперед.
— Моррейон! Что ты здесь делаешь? Нам сказали, что ты выступил против архивейльтов и пал в бою! Во имя Священного Луча, ты цел и невредим!
Моррейон озадаченно взглянул на молодую женщину. Розовые и красные камни принялись виться вокруг его головы.
— Я где-то уже видел тебя. Я знал тебя.
— Я Мерсея! Неужели ты не помнишь меня? Ты еще принес мне алую розу, которая росла в фарфоровой вазе.
— Куда же я ее задевала? Она всегда была неподалеку от меня… Но где я? Где моя роза? Не важно. Я здесь, и ты тоже здесь.
