Тамора Пирс - Воля Императрицы

Даджа поднялась на ноги, вздрогнув, когда её спина начала жаловаться на часы, проведённые в согнутом состоянии за работой. Она потягивалась, когда Жэгорз похлопал её по плечу:

— Утром я скажу, как они в деле. Прошу прощения, что я вообще говорил о невозможности видеть сквозь металлические очки.

Он поспешил прочь из комнаты, а Даджа покачала головой, глядя ему вслед.

Трис застала её врасплох, подбежав к ней и оставив у Даджи на щеке редкий поцелуй:

— Я знаю, они сработают, — сказала она. — Спасибо тебе, за него.

— Он и мой сумасшедший тоже, — сказала Даджа, а Трис поспешила прочь.

На следующий день они отправились в путь с Амбросом, его семьёй и личными слугами, своими собственными слугами, и десятью солдатами для сопровождения, нужны они были для вспашки, или не нужны. Даже за то короткое время, в течение которого они жили в Ландрэге, Сэндри заметила немало изменений. На полях цвели разнообразные зерновые, более крепкие и устойчивые к болезням благодаря Браяру. То же самое он проделал в садах. Рабочие трудились над восстановлением моста на дороге в Данкруан.

— К тому времени, как мы вернёмся, он уже будет починен, — сказал Амброс, пока Сэндри махала рукой очередной кучке фермеров, кланявшихся ей с полей.

«Хорошо видеть, как всё продвигается вперёд», — думала Сэндри, когда они миновали две телеги, гружёные известью и шифером для починок в Пофкиме. Позади, в замке, её драгоценности, принадлежавшие лишь её матери и не являвшиеся частью владений Ландрэг, лежали в закрытом ящике, который находился в кабинете Амброса. В том же ящике были три копии написанных рукой Сэндри приказов её кузену. Часть самоцветов он должен был продать, если это потребуется для любых работ, необходимых для процветания поместья.

Когда они проехали через пограничные стены поместья, Трис хмуро посмотрела на свою сестру.

— Что? — потребовала Сэндри, слегка краснея.

Трис поравнялась с ней:

— Ты так и оставишь тут всё? — тихо спросила она. — Владения будут делать тебе отчисления, и оставаться уязвимыми для налогов императрицы? Им по-прежнему следует их опасаться.

— В Данкруане я навещу юриста, — тихо ответила Сэндри.

Амброс о её планах не знал.

— Я составлю документ, уменьшающий мою долю и позволяющий Амбросу совсем отменить выплаты мне, если налоги и расходы на работу над поместьем окажутся слишком высоки.

Когда Трис нахмурилась ещё сильнее, Сэндри почувствовала, что закипает. Она вздёрнула подбородок.

— Это мои земли, которые моямать оставила мне, — с запалом прошептала она. — Я — прямая наследница. Пока я дышу, я сохраню эту линию наследования, все четырнадцать поколений! Эти земли мои — и больше ничьи! И даже не смей читать мне нотации, Трис. Ты ничего не знаешь о том, каково быть дворянской крови. Об узах между нами, нашими землями, и нашими именами. У моих детей будет Ландрэг, у них будет место в мире, и они продолжат поддерживать имя Ландрэг и наш род.

Трис сжимала и разжимала кулаки, державшие поводья.

У неё заполыхало под сердцем, и лицо покраснело от гнева из-за полученного выговора. Она не видела, что охранники рядом с ней, и люди, ехавшие позади неё замедлились, и попятились, когда по её завитым косичкам побежали искры. Сэндри разозлилась ещё больше. «Теперь они знают, что мы ссоримся!» — подумала она. «Почему Трис никогда не может держать свои чувства при себе? Почему она всегда должна показывать всему миру, что сердится?»

Чайм молния не пугала. Молния была для неё кровью, через которую текла её магия. Она подлетела к Трис со своего насеста на седле Даджи, и приземлилась Трис на голову. Медленно, нежно, стеклянная драконица запустила свои когти в скальп Трис.

— Ай!

Трис дёрнулась: её концентрация нарушилась, и молнии начали гаснуть. Когда новые искры перестали появляться в её волосах, Чайм начала слизывать оставшиеся.

— Нет, я — не дворянка, — наконец сказала Трис, обращаясь к Сэндри дрожащим голосом. — И учитывая то, что ты превращаешься в дворянку, такую же, как и те, что при дворе, я рада, что я — не дворянка.

Она повернула своего скакуна, и объехала обратно к Жэгорзу, Гудруни и детьми, которые ехали позади в телеге с багажом.

— Что-то не так? — спросила Элага у Сэндри, когда Трис оказалась вне пределов слышимости.

Сэндри покачала головой, не поднимая её, чтобы никто не мог видеть проступившие на её глазах гневные слёзы. «Трис не знает, что это значит — быть дворянкой!» — думала Сэндри. «Нельзя просто взять, и бросить долгую историю твоей семьи, или деяния предков, которыми они создали твоё имя, дали тебе земли. Это то же самое, что сказать им, что их жизни не имели смысла, если я потеряю мои владения в Ландрэге, или хуже — если я их просто отдам. Если я позволю Берэнин забрать их по какому-то поводу. Перед моими родителями — моими предками — у меня долг: продолжать наш род и наше имя. Мама не отказалась от титула, когда вышла за Папу. Какое же может мне быть оправдание?»

Когда они стали проезжать по магистральной дороге мимо других людей, Браяр стал поглядывать на Жэгорза. Делать это и не смеяться было непросто, по крайней мере сперва. Жэгорз представлял собой то ещё зрелище: сидящее на одном из дорожных сундуков Сэндри хорошо одетое пугало в практичном сером сюртуке и брюках как у клерка, с чем-то похожим на блестящие янтарные очки на глазах. Сэндри даже завязала ему волосы в хвост лентой того же цвета, что и его очки. Когда на дороге кто-то показывался, Жэгорз надвигал свою широкополую шляпу на лицо и нагибал голову, пытаясь спрятаться на ровном месте. Позже он осмелел, поскольку другие люди, проходившие или проезжавшие мимо, не обращали на них внимания. Он стал меньше дёргаться и больше наблюдать.

Наконец Браяр больше не смог терпеть. Он подъехал к телеге.

— Жэгорз! Ушные штуки, и очки. Они работают?

Жэгорз заулыбался:

— Я слышу только разговоры наших людей, и только когда я близко. Я вижу только то, что у меня перед носом. Никаких летающих картинок, никаких разговоров, внезапно возникающих у меня в ушах! Это чудесно — я исцелён! Мне больше не нужны уроки. Я вменяемый, нормальный как птица, нормальный как баран, нормальный как… ай!

Пока он изливался, Трис подъехала к нему с другой стороны. Она наклонилась и щёлкнула ему по уху пальцем, заставив его вскрикнуть от боли. Когда он обернулся, чтобы зыркнуть на неё, Трис сухо спросила:

— А если ты потеряешь очки?

— Или ушные затычки выпадут? — поинтересовался Браяр. — Магия никуда не делась, старик.

Детям Гудруни, слушавшим их разговор с открытыми ртами, он объяснил:

— Магия всегда остаётся.

— Уроки продолжатся, — сказала Трис. — Вытащи одну затычку, и упражняйся в управлении тем, что ты слышишь, только с одним ухом.

Жэгорз вздохнул; его плечи поникли. Он посмотрел на Гудруни и пожал плечами.

— Но помечтать было здорово.

— Мечтай сколько угодно, — радостно предложил Браяр. — Просто не прекращай упражняться.

Дороги были суше, чем в первую поездку четырёх магов в этом направлении. Благодаря этому они ехали быстрее, и достигли городской резиденции Ландрэгов через пару часов после полудня. Вечер они провели в устройстве Амброса и его семьи в резиденции на время дворцового социального периода, и в представлении Жэгорза и детей Гудруни Уэнуре.

Следующим утром они проснулись, и узнали, что имперская свита прибыла одновременно с ними, и всё ещё устраивалась. Сэндри решила, что они не могут прерывать придворных, пока те распаковывают вещи. Вместо этого она пошла обсудить дела с юристом, и пройтись с Гудруни по магазинам. Браяр тоже пошёл по магазинам в поисках шакканов и земли для посадок, заказав большое глиняное блюдо, специально предназначенное для нескольких шакканов. Это было частью дара, который он планировал для императрицы. Трис осталась, чтобы работать с Жэгорзом над медитацией и над ограничением того, что он видел и слышал. Даджа тоже думала о походе по магазинам. Когда она осознала, что купить ей хотелось лишь дорогие подарки для Ризу, которая к ней никаким боком не относилась, она вернулась домой, чтобы заняться любой подвернувшейся в доме работой по металлу.

На следующий день все четверо, вместе с Гудруни, переехали в имперский дворец. Лакеи побежали вперёд, чтобы дать дворцовой челяди знать об их прибытии. Другие лакеи взяли их лошадей и вещи, скрывшись вместе с ними на боковой дорожке. Браяр был готов сражаться за обращение со своим шакканом и теми, которые он привёз для императрицы, но когда двое лакеев оказались сведущими в искусстве обращения с растениями и горшками, он позволил им взять это на себя.