Вокруг было темно, единственным источником света, если не считать крошечного оконца под потолком, служила масляная лампа, стоявшая на полу между двумя рядами камер, в одной из которых сидела сейчас я. Это темница! Разве меня не должны были доставить во дворец?! Я-то была уверена, что увижу мадам Лилит. Големы захлопнули решетчатую дверь и двинулись к лестнице.
Я вскочила с соломы, вцепилась в прутья и прижалась к ним лицом.
— Стойте! Вы не можете меня здесь держать! Я принцесса, в конце концов. Вам это так, — наверху хлопнула дверь, — не сойдет… — растерянно пролепетала я.
— Ошибаешься, Золушка.
Я резко обернулась и едва не вскрикнула, когда навстречу шагнула тень.
* * *
— Уинни! Что ты тут делаешь?!
— Уиннифред, — машинально поправила она, но безо всякой злости, голос звучал устало. — А ты думала, я возлежу на шелковых подушках, пью щербет и закусываю манной?
Только сейчас я вспомнила ту часть рассказа Эмилии, где Марсий, обратив Индрика в статую, забрал раздатчицу с собой. Если честно, за все это время я о ней ни разу даже не подумала — почему-то не сомневалась, что гоблинша от такого поворота событий только выиграла. Поэтому, увидев ее здесь, почувствовала укол совести. Впрочем, совсем-совсем легкий, да и тот прошел бесследно, как только она заговорила.
— Я думала, Марсий не посадит свою возлюбленную в темницу, — пояснила я и тут же пожалела о сказанном.
Гоблинша двинулась на меня, сжимая кулаки и сверкая глазами. Они светились в темноте болотными огоньками.
— Что ты сейчас сказала? Повтори-ка!
— Тише-тише, это я так, к слову пришлось… — Уинни ведь не знала о том, что мы с Озриэлем стали невольными свидетелями их с Марсием тет-а-тет в «Наглой куропатке». — Слушай, если честно, мне нет дела до ваших отношений, разбирайтесь сами. У меня были трудные четыре дня, и предстоит еще более трудная неделя, поэтому я не собираюсь с тобой спорить. Все, чего я сейчас хочу, это выбраться отсюда.
Уинни остановилась, фыркнула и отвесила издевательский поклон.
— Сейчас, принцесса, только позвоню в колокольчик, и вас мигом отсюда заберут. Должно быть, произошла какая-то чудовищная ошибка! И не мечтай, — добавила она совсем другим тоном.
— Можешь говорить что угодно. Уверена, как только я найду способ сообщить друзьям, что нахожусь тут, они что-нибудь придумают…
Гоблинша махнула рукой и устроилась на своей куче соломы.
— Считай, я твоя фея-крестная, желание исполнено.
— О чем ты? — удивилась я.
— Ливи… — послышался позади неуверенный голос. — Это правда ты?
Я подпрыгнула и покрылась изнутри мурашками. Нет, этого не может быть!
— Мадам Гортензия, что вы здесь делаете? — выдохнула я и прижалась к решетке, вглядываясь в камеру напротив. Света масляной лампы едва-едва хватало, но ошибки быть не могло. Там в точно такой же позе замерла хозяйка «Эксклюзив-нюха». Гномка, всегда такая аккуратная и ухоженная, стояла растрепанная, в несвежей одежде и со следами сажи на щеке, маникюр был безвозвратно испорчен.
Мадам отвернулась и сказала кому-то через плечо:
— Это действительно она!
— Ливи!
— Ливи, это правда ты? Глазам своим не верю!
— Эмилия, мадам, что вы тут делаете?.. — я переводила изумленный взгляд с одного родного лица на другое. — Магнус! — вскричала я.
— Оливия! — паук рвался ко мне, как лев, но какая-то тонкая цепочка, пристегнутая к лапке, не пускала его. На вид она была не толще конского волоса, едва заметно серебрясь в темноте, но надежно приковывала пленника к кольцу в полу камеры.
Он снова рванулся вперед, но безуспешно. Магнус в отчаянии потряс лапкой и обессиленно сник.
— Бесполезно…
— Что они с тобой сделали? — возмутилась я и повернулась к мадам и Эмилии. — Нельзя ее разорвать?
— Это «цапелька», — пояснила мадам.
— Самая прочная нить в мире, — пояснила Эмилия пояснение мадам. — Производится титановым шелкопрядом, которого поят специальной магической росой. Рубашку из нее даже стрелам не пробить.
— Голова идет кругом, — призналась я и потерла виски. — Как вы здесь очутились?
— Кто-нибудь, переведите меня в одиночку, — простонала позади Уинни, но я не обратила на нее внимания.
— Этот негодяй Жмутс обвинил меня в плагиате идей, — сказала мадам дрожащим от гнева голосом.
— Не может быть! — ахнула я. — Как он посмел?!
— И подал жалобу Его Величеству, — продолжила Эмилия. — В итоге Марсий поместил сюда мадам на время разбирательства.
— Разбирательства? — горько усмехнулась гномка. — Там уже все решено. Нет смысла отрицать очевидное: Жмутс добился своего, стал цветочным королем. Он шел к этому с того самого дня, как приехал в Затерянное королевство. Остальные лавки уже у него в руках, «Эксклюзив-нюх» был последним оплотом, и вот он рухнул, а его хозяйка опозорена. — Она закрыла лицо рукой.
— Мы этого не допустим, — горячо возразила я. — Не смейте сдаваться, вы душу вложили в «Эксклюзив-нюх», а для этого мошенника цветы — всего лишь средство обогащения, они для него ничего не значат. — Тут я вспомнила обстоятельства нашей последней встречи. — Послушайте, мадам, в прошлый раз…
Гномка замахала рукой:
— Ничего не говори, Ливи, мне так стыдно. Из-за всех свалившихся на магазин проблем, связанного с ними напряжения и неудачи с Рудольфо, я стала такой подозрительной, что разучилась отличать друзей от врагов.
— Вы не должны извиняться.
— Нет, должна, — твердо сказала мадам Гортензия и приобняла Эмилию. — И я прошу прощения, Ливи, надеюсь, не слишком поздно. Вы двое столько сделали для магазина, для меня, а я поверила первому же негодяю, а не своим друзьям.
— Мадам встретила Лизоблюдку, и тот ей все рассказал, — добавила Эмилия.
Гномка покачала головой.
— Жалкое было зрелище. Жмутс обманул и его: вышвырнул в тот же день. Когда я его встретила, Лизоблюдка побирался просроченной пыльцой и пил из лужи.
— Кто бы сомневался, — хмыкнула я. В отличие от мадам Гортензии и Эмилии, на лицах которых читалось искреннее сочувствие, я не испытывала к предателю ни малейшей жалости. Все-таки до их прекраснодушия мне далеко.
— Я не отрицаю и не умаляю его вины, — продолжила гномка, — но не могу сердиться. Он слишком несчастен…
— А ты-то здесь как очутилась? — обратилась я к Эмилии. — Хотя стоит ли удивляться: Марсию явно не нужны причины, чтобы бросать честных горожан в тюрьму. Скоро на воле останутся только преступники.
— Я не хотела оставлять Индрика одного, — печально сказала Эмилия и всхлипнула. — Марсий поставил его в тронном зале и демонстрирует всем, как какую-нибудь безделушку. А когда принимает послов, закрепляет у него в руках поднос с печеночными заварнушками и огуречными канапе. — На последнем она расплакалась, но тут же взяла себя в руки, промокнула глаза подолом и отказалась от утешительных объятий мадам. — Я в норме, не обращайте внимания.
