Уинни издала звук, будто ее тошнит, а мадам Гортензия и Эмилия радостно обнялись. Даже Магнус подпрыгнул и выкинул коленца.
— Неужто вы все считали меня такой легкомысленной? — обиделась я.
— Разумеется, нет, Ливи, — смутилась Эмилия, — я твердила Озриэлю, что для тебя это ровным счетом ничего не значит.
— Да и меня кое-чему научила история с Рудольфо, — поддержала мадам Гортензия и дружески потрепала Озриэля по плечу.
Он резко отпрянул и поморщился, потирая это место и пытаясь прилепить сползший кусок кожи.
Гномка прижала ладони ко рту:
— Ох, прости!
— Что случилось? — встревожилась я. — Тебе больно?
— Не обращай внимания, Ливи, — поспешно ответил он и, так и не сумев вернуть лоскут на место, выкинул его.
Мадам Гортензия, Эмилия и Магнус вмиг стали серьезными.
— Озриэль не может находиться на земле без специальной оболочки, он же ифрит, рожден жить под землей, — тихо сказал паук.
— Но в одну из первых встреч, тогда, в жилой башне, я тебя спрашивала об этом, и ты сказал, что можешь показываться в истинном облике не только под землей, — возразила я.
— Я имел в виду секунд на тридцать, ну, минуту, — беззаботно отозвался он и широко развел руками, — а потом… пф-ф-ф.
Я похолодела, представив, что прячется за этим «пф-ф-ф» и небрежным тоном.
— Значит, когда Кроверус в Академии сказал, что ты сгоришь, если явишь на земле свой истинный облик, то он… говорил правду?
Озриэль ответил вымученной улыбкой, и я все поняла.
— Нам нужно срочно отсюда выбираться! — воскликнула я.
— Да ты нам просто глаза раскрыла, принцесса! — делано восхитилась Уинни. — Если бы не ты, так бы и сидели, не ведая, что есть места поудобнее темниц.
— Чего я еще не знаю? — спросила я у друзей, игнорируя гоблиншу.
И они рассказали.
Оказывается, Робин предпринимал неоднократные попытки повидаться с мадам Гортензией, подавал петиции, но все без толку. Сейчас он ищет другой способ это сделать. Орест и бабуля Остиопатра поставили в известность остальных ифритов о том, где и в каких условиях держат одного из отпрысков королевской крови.
— Во мне ведь как-никак целая капля, — кисло улыбнулся Озриэль.
— Это должно сработать! — обрадовалась я. — Такое оскорбление для подземного народа. Чувствую, Марсию очень скоро придется принимать разъяренную делегацию ифритов.
— Если бы, — покачал головой он. — Ты забываешь, что у нас крокодильими слезами оплакивают кончину очередного наследника на престол. Повозмущаются для вида, а сами радостно вычеркнут из списка неудобного конкурента. Так что до меня есть дело только моей семье.
— Значит, мы в выигрыше, — кивнула я. — Когда за дело берется твоя бабушка Остиопатра, я не поставлю на Марсия и ломаного гроша.
— Склонна согласиться с Ливи, — улыбнулась Эмилия.
Среди прочих новостей, я узнала, что Глюттон Медоречиый и Амброзий Высокий теперь частые гости в Академии (второй даже взялся читать лекции), а Марсий, как и следовало ожидать, во всем слушается мадам Лилит и безоговорочно ей доверяет.
— Она ему слишком потакает, — с осуждением заметила мадам Гортензия.
— Когда посол одного из соседних королевств явился от имени своего правителя просить о финансовой помощи, Марсий заявил, что не имеет дела с голодранцами и велел прогнать его, надев бедняге на голову его же штаны.
— И первый советник ему не помешала? — изумилась я. — Она же вела дипломатию!
— Она сказала, что это отличная идея, — мрачно заметил Магнус.
— Вообще-то мне еще многое нужно вам о ней поведать, но сперва скажите, откуда вы столько знаете, если сидите тут?
В этот момент послышались приближающиеся звуки, очень приятные и гармоничные. Сырое подземелье лишь оттеняло их воздушную прелесть.
— Частично от него, — ответил Озриэль.
— От кого? — я удивленно повернулась в сторону лестницы.
Наверху лязгнул замок, и кто-то принялся спускаться вниз, неся с собой самую сладостную музыку, какую только можно вообразить.
* * *
Сначала показались копытца — они ступали в такт музыке, — а следом и их владелец: миловидный юноша в алом берете с пером, плаще, как у трубадуров, и красно-синих штанах буфами (такие всегда меня смешили с тех пор, как узнала, что их набивают ватой и конским волосом). Тонкие подвижные пальцы умело перебирали струны лиры. Он исполнял песню о прекрасной принцессе, заточенной сначала в башню, а потом в темницу. От бархатистого голоса что-то внутри меня трепетало и мучительно замирало в такт мелодии. Так могла бы петь сирена, если бы родилась мужчиной. Остальные тоже подпали под чары музыканта — даже Уинни, хоть и напустила презрительный вид, вслушивалась.
Юноша остановился прямо напротив меня и, не отрывая гипнотического взгляда, последними несколькими аккордами завершил песню.
Я откашлялась, приходя в себя.
— Вы ведь тот, кто я думаю? Вы Мадоний Лунный?
— Скорее уж Юродивый, — скривилась Уинни, к которой вернулась язвительность, как только стих последний аккорд.
Покровитель факультета ранимых романтиков никак не отреагировал на грубость. Мягко улыбнувшись, он подцепил мою руку и прижал к губам, но взгляд его блуждал, ни на чем надолго не задерживаясь.
— Ты не ошиблась, прекрасная дева.
— Эй, полегче там! — пробурчал Озриэль. — Это моя девушка, если что.
Музыкант задержал мою руку еще на мгновение, отпустил и двинулся в глубь темницы, напевая уже новую песню — про старого ревнивца, которому молодая супруга наставляет рога, пока тот воюет в чужих землях.
— Что это только что было? — спросила я, потирая кисть, на которой все еще горел поцелуй.
Тут Мадоний взял особо высокую ноту, и Озриэль пристыженно прикрыл глаза:
— Подземный боже, и на этом факультете я учился…
— А по-моему, он славный, — возразила Эмилия. — И так чудесно поет! Готова слушать его вечно! Индрик бы оценил… — Ее лицо тут же огорченно вытянулось — подруга корила себя за то, что наслаждается музыкой, пока возлюбленный страдает, подавая иноземным послам печеночные заварнушки и огуречные канапе.
— Да, мальчик безусловно талантлив, — заметила мадам Гортензия, мечтательно подперев щеку и глядя ему вслед.
— Это к слову о том, откуда мы так много знаем, сидя тут, — пояснил Магнус.
— Хотите сказать, от Мадония? — я понизила голос и горячо зашептала: — То есть он на нашей стороне, и мы могли бы…
— Нет, — покачала головой мадам. — Он не нашим и не вашим. Мальчик сам по себе. Но его баллады нередко описывают то, что происходит вокруг, так что информацией мы не обделены.
