По узкому подъемному мосту мы пересекли широкий ров и въехали через врата с массивной подвесной железной решеткой под красочной надвратной башней в сам город, минуя вторую линию обороны — стену с низкими каменными зубцами. За ней сразу еще одну — уже более высокую, облепленную снаружи круглыми и прямоугольными башенками для лучников с высокими узкими бойницами. Хм… «надежно, как в сейфе».
— Офиги-ги-тельно! — высказалась я, глядя на сейф в городском масштабе. Захочешь свалить и… обломаешься. Через столько стен даже тараном не пробьешься, а уж про подкоп и говорить нечего. Всю жизнь со средневековой усовершенствованной техникой под названием «лопата» или «кайло» копать будешь. Глядишь, может, к старости пару-другую стен и пройдешь…
Центральные ворота столицы прельщали безыскусной красотой: снаружи их оснастили не то разноцветной плиткой, не то глазурованными кирпичами — честно говоря, не разглядела, поразили красивые рустикальные[30] мотивы мозаики. Мы промчались воротами под лучами восходящего солнца, и громадные кони зацокали копытами по мощеным улицам столицы.
Кроме нескольких центральных площадей и улиц, достаточно широких, чтобы разошлись две кареты, едущие навстречу друг другу, прочие улочки города возмутительно узкие. Годятся для пеших прогулок или верховой езды, но не для широких повозок. На каждом доме вместо номера — прибитый над входом щит с изображением. Были там медведи, зайцы, растения или предметы ремесла со скрытым значением, потому что рядом же чаще всего торчали чугунные вывески.
Мастеровой люд располагался прямо на улице и совмещал приятное с полезным — то бишь дышал свежим воздухом и напряженно трудился. Я видела подпоясанных кожаными передниками сапожников, сучивших дратву и тачающих башмаки, сквозь открытую дверь кузни виден был кузнец у горна, под вывеской-кренделем расположился толстый задорный булочник. Он разложил соблазнительно пахнущие изделия на лотке у самого входа в лавку под навесом и неустанно соблазнял покупателей словом и делом, время от времени на глазах у всех показательно надкусывая и уминая за обе щеки собственную продукцию, громко ее при том нахваливая. Метод работал, и партия выпечки мгновенно разлетелась, как… как горячие пирожки. Впрочем, кажется, то они и были.
Шум от работы мастеровых разносился по всей улице.
— Динь-динь! Донн! Чвырк-чвырк! А-ах! Купите булочки! Ляп-ляп! — то и дело слышны были звуки средневековых дятлов. Интересно, и как соседи это с утра до ночи выдерживают? Рехнуться можно!
А шум из-за покупателей и торговцев на ярмарочной площади?
Тяжко непривычному уху.
Пару раз нам попадались на глаза студиозусы и преподаватели местного университета. Посреди площади рядом с высоким столбом виднелись ряды клеток, в которых сидели, стиснутые со всех сторон, подозрительные и весьма помятые обезвоженные организмы.
— Пьяницы, — как будто это все объясняло, безразлично заметила маркиза. Это что ж, бедные люди просыпаются похмельными… в клетке? И на жаре вынуждены потешать собою чернь? А что? Одному индивидууму очень бы даже пошло на пользу подобное общественное порицание. Но принцев в такие «хоромы», увы, не сажают. Клетки вообще не для принцев, они — для принцесс, хоть и золотые…
Мне бросились в глаза удивительные чистота и порядок. Фасады домов недавно побелены или покрашены. Медные ручки дверей и окон натерты до блеска. Окна вымыты. На улицах не воняло запахами канавы, никто не лил чего-нибудь прохожим на голову, по кустам не валялся мусор… хотя людей повсюду хватало и по тротуарам шастали толпы народу. И, замечу, не одни только богатые горожане, но и нищие… Как говорится, удивительное — рядом.
Вдохновленный моим замечанием на эту тему, Занук сразу начал что-то бубнить про столичные купальни, премии за чистоту и высокие штрафы на выбрасывание мусора на улицу, про местное достижение — чистые общественные туалеты. И насчет прогрессивной канализации пройтись не забыл… чуть было этапы ее постройки нам объяснять в подробностях не начал.
В общем, невыносимая скука! Широко зевая, я отвернулась от ученого зануды и опять окунулась в экзотический для меня колорит средневековых улиц.
Чем дальше мы ехали (чуть было не выразилась — «продвигались»! Как танковая дивизия! Я бы кое-кого основательно гусеницами поутюжила. Раздела бы и погладила… как в плохом любовном романе… по голой коже. И по не голой — тоже! С особой жестокостью. Ух! Как я зла!), тем больше мне хотелось пробраться во дворец с черного входа. Забежать в отведенную комнатку, залезть под одеяло и прикинуться ветошью. Страшно было — жуть! Но… все мечты и желания так и останутся мечтами и желаниями… пока.
— Омаль, — обратилась я к маркизе. — Почему так тихо? В прошлый раз нас встречали толпы народа.
— Кучеру не велели ехать по главным улицам, где сейчас толпится народ. Это сделано, чтобы не пугать вас, ваше высочество, — пояснила статс-дама. — К тому же их королевское высочество опасаются возможного нападения. Такое уже бывало раньше.
— Надо же, какой у меня заботливый супруг! — хмыкнула я, прикрывая зевоту веером. И беседа снова затихла. Все глазели в окна.
Возле домов чахлая зелень внизу компенсировалась богатыми зарослями на балконах и на квадратных крышах. Впрочем, дома с квадратными крышами и глухо закрытыми от улиц двориками были только в нескольких кварталах, у нас на Земле их назвали бы восточными. Тут жили, по всей видимости, приезжие иноземные купцы, которые исповедовали свои порядки и строго берегли традиционный уклад. Во всяком случае, публика одевалась и вела себя соответственно.
Цок-бум, бум-бум-цок! Гуп! — с характерным топотом мы вломились — иного слова и не подберешь! — через решетчатые ворота в роскошный дворцовый парк. Тут было безумно красиво, на зеленой траве пламенели бордово-фиолетово-алые осенние клумбы, вдали журчали фонтаны. Взгляд манили разнообразные чудеса парково-архитектурного зодчества, но я уже прилично подустала за долгое утро, по самое горло пресытилась свежими впечатлениями и была неспособна воспринимать новое. Поэтому я дремотно закрыла глаза и открыла их лишь тогда, когда карета остановилась, и мы смогли выйти.
— Ваше высочество. — Около кареты нарисовался ненаглядный супруг и протянул мне руку.
Я сначала хотела укусить, но затем решила не позориться и укусить потом, так сказать, — тет-а-тет. Но намерения продемонстрировала ясно, показав в счастливой улыбке двадцать восемь зубов и глубоко сожалея, что здесь нет вставных челюстей, а то бы я вместе с ними улыбнулась!
