будет. Никогда.
— Прости меня, — негромко произнес Ирвин. — Прости и подожди там, хорошо? Я скоро.
Арьяна не ответила. Она взяла в руки ледарин, но превращение так и не состоялось.
Что-то пошло не так, и Ирвин не знал, что именно. Впрочем, это уже не имело значения.
— Я скоро, — повторил он, и Песня Волчьей луны поднялась в нем так, что на какое-то мгновение он оглох. Но обращения не случилось — какое-то время Ирвин стоял у гроба, пытаясь опомниться и прийти в себя.
Превращение должно состояться, шепнул ему голос Луны, и остался последний этап. Ты знаешь, что нужно делать.
Ирвин кивнул и, повинуясь тихому темному зову, склонился над Арьяной и поцеловал ее в губы.
На какой-то миг ему сделалось очень холодно — а затем холод смыло огненной волной жара, который, кажется, проник во все клетки его тела, выжигая все, что было прежде, выплавляя из Ирвина нового человека. Мир заволокло серебристо-синим туманом, кровь застучала в голове, и затылок наполнился болью.
Далеко, в невообразимой вышине, зазвенели бесчисленные голоса птиц, расцветая торжественным гимном бесконечной любви и жизни.
Когда Ирвин очнулся, то увидел, что Арьяна сидит, вцепившись в край гроба — живая и невредимая, немного растерянная, но живая, да, совершенно точно живая.
Песня Волчьей луны оборвалась в его ушах. Звериная суть рассыпалась серебряными брызгами, чтобы никогда уже не вернуться.
— У нас получилось, да? — спросила Арьяна, глядя на Ирвина с тем бесконечным теплом, с которым истинная может смотреть на своего истинного, свою вторую половину. — Получилось? Мы смогли?
— Вот так я тебя и увидел в первый раз. Когда родился Оллин, я точно знал, что скоро придешь и ты.
Вонда кивнула, поправляя платье на кукле. Кажется, Ирвин рассказывал эту историю уже в сотый раз, но девочка готова была слушать ее снова и снова. Для нее рассказ о родителях сделался чем-то вроде сказки на ночь: однажды, когда у малышки резались зубы, Ирвин носил ее на руках, укачивал и вдруг неожиданно для самого себя начал рассказывать о том, как Арьяна взяла в руки ледарин и изменила свою природу.
Тогда девочка умолкла и долго слушала его с тем тихим вниманием, с которым дети ловят каждое слово сказки. И боль в деснах отступила, а наутро прорезался первый зуб.
Ирвин сам удивлялся тому, с каким нежным трепетом относится к детям. В других странах говорили о хармиранах, что эти волки носят своих щенков в зубах — Ирвин признавал, что так и было.
— Триста тридцать восемь, — подал голос Оллин, который сидел в траве чуть поодаль и, нахмурившись, пытался разобраться с головоломкой, которую ему прислал дед. Когда в дом приносили темно-синюю коробку с подарком, то было ясно: это гранд-адмирал Рабан Оллер прислал внукам очередной сюрприз.
— Ты уже триста тридцать восемь раз это слышала, — строго добавил мальчик. Деталь в его пальцах наконец-то встала на нужное место, и в руках Оллина закружилась птица, приседая и раскрывая деревянные крылья. Вонда выразительно завела глаза и ответила:
— Ну и что? Я еще хочу. Вот мама приедет из госпиталя и тоже мне расскажет.
Арьяна и Бейлин вместе работали в генеральном госпитале, и дел там хватало — покровительницы детской медицины княжества не собирались ограничиваться визитами к выздоравливающим, как было принято раньше. Бейлин в основном занималась сиротами и недавно обратилась к Кигану с прошением об усыновлении. Новорожденных близнецов, мальчика и девочку, обнаружили брошенными на ступенях госпиталя, и Бейлин, увидев их, сразу поняла, что это ее дети, пусть и рожденные другой женщиной.
Замуж она так и не вышла. Зато Шейла готовилась стать не фавориткой, а официальной женой князя Кигана: ее отец получил потомственное дворянство, и теперь Киган мог вступить в брак, не опасаясь резкого неравенства. Ирвин надеялся, что после этого характер Шейлы смягчится. Ей уже не надо будет воевать. Перед этим брат советовался с ним — Ирвин, который по-прежнему был кем-то вроде негласного советника, решил, что лучше не искать новых проблем и дать Шейле то, что она хочет. Волку нужна волчица, а она как раз и была ею.
— Пап, а ты снова задумался, — Вонда показала Ирвину куклу и спросила: — Ей вот так идет? Как думаешь?
Кажется, кукле изменили прическу: заплели толстые косы вместо двух хвостиков. Вонда требовала от всех чрезвычайного внимания к ее игрушкам, и Ирвин понимал, что ходит по удивительно тонкому льду с возможностью неправильного ответа. Впрочем, ему это нравилось.
Он наконец-то обрел семью. То, о чем всегда мечтал. Чего еще хотеть?
— По-моему, раньше было лучше, — уклончиво ответил Ирвин, и девочка снова выразительно завела глаза к небу, словно хотела сказать: ох уж эти отцы, никогда не обращают внимания на важные вещи! Этот взгляд она подхватила у бабушки, королевы варанданской — когда младшие хармиранские князья вместе с детьми совершили официальную поездку в Варандан, то бабушка и внучка стали лучшими подругами, едва только увиделись.
Король Якоб кратко поприветствовал гостей и ушел в рабочий кабинет, сославшись на занятость. Арьяна тогда сказала, что это хорошо: никто не будет портить им настроения. Ирвин подумал, что король похож на затаившегося паука, который копит яд и прикидывает, в какое время его лучше выплюнуть. Пусть копит. Пусть думает. Пусть готовит новые эпидемии — академия наук Хармирана найдет, чем их встретить. Свое лекарство от сонной чумы у них уже было, и Ирвин знал, что ученые отыщут средство и от новых хворей.
— Пятьдесят три! — Оллин держал свою птицу на ладони и все никак не мог ею налюбоваться. — Ты сегодня пятьдесят три раза спросила про своих кукол!
— А ты нудняк! — заявила Вонда и, схватив куклу, отбежала подальше и закричала: — Нудняк-нудняк-нудняк!
— Я тебе сейчас! — Оллин осторожно посадил птицу в коробку и побежал за сестрой: догнал, поймал, принялся щекотать так, что Вонда заверещала на весь сад. Эта игра нравилась им обоим — Ирвин смотрел на них и вспоминал, как когда-то заснул в траурном зале перед гробом Арьяны и как потом поцелуй истинной любви завершил ее трансформацию.
И Песня Волчьей луны ушла навсегда, куда-то в волчью степь за краем жизни, которая покатилась новыми широкими дорогами.
