…Какой из всего этого полезный для себя вывод могу сделать я? — Ища наших, надо ошиваться не только возле королевских особ, но и где‑нибудь поблизости от тех, кто обладает знаниями о этом самом «Старом ребенке». То есть — ученых и жрецов, которые в этом мире, иногда бывают одними и теми же людьми. Потому что «наши» наверняка будут там копать. — Вот уже два пути для возвращения намечены.
Рааст Медведь. Стражник…Хе! Шпиона поймали. Всамделишного!!! …Бандюков‑то всяких, да контрабандистов, или еще жулье какое, я уже ловил. А тут — эвон как — удихский шпион!!! Нам, в казармах, про таких только рассказывали. Дескать — языком начнешь трепать в кабаке, а там шпион! …Придет шпион, вотрется в доверие к караульному, а потом колодцы отравит… Зачем ты дурила–Рааст, в увольнительную просишься? — Нельзя тебя в бордель. Сдуру начнешь там языком трепать, а под койкой‑то шпион сидит! Наслушает страшных тайн, которые ты шлюхе завирать станешь, а потом тебя, наши же и повесят!
Я поначалу, как на службу попал, сильно шпионов этих опасался. За каждым углом они мне мерещились, лишний раз заговорить с незнакомым человеком боялся. Ну а как годик–другой отслужил, тут уж и понял, что шпионы эти, на манер горного бабайки — все про них говорят, да никто не видел… Ан вот — сподобился!
…И главное, как же ловко наш десятник, злыдня этого расколол! — «Фесткийцы» — говорит. — «Звука «В» не выговаривают… — а ты, мол — выговариваешь! «… Большого ума, видать, надо быть, чтоб такое вот углядеть, одно слово — ученый человек, в Училище учился! Не нам, лаптям диким чета… Я ить, даже и пригорюнился. — Куда, — думаю. — Тебе, дурила Рааст, в Бюро проситься, коли ты даже читать‑то не обученный? Ну да командир обещался за меня похлопотать. А известное дело — наш оу Наугхо — кремень. Коли сказал — сделает обязательно!
…Только вот, чего‑то невесел кремень этот наш. Я бы, на его месте, шпиона словив, искрил бы так, что у меня мушкет бы и без пороха стрелял, а он — так, тока щелкнул и дымок слабенький пошел... Это все потому, я думаю, что шпиона‑то мы, конечно словили. А вот чужака того — выходит, упустили. И где его теперь ловить — даже и не знаю.
Ну да, не мое это дело — знать да думать. У меня на то начальник есть, разумения великого! Он быстро сообразил чего делать надо. Погнал меня по городу с поручениями. Там узнать, тут проведать, тому записку передать, от того принести. Когда Хееку пожаловал, его тоже быстренько впрягли, так что бегали мы до самой ночи, да еще и ночь чуток прихватили. Да и сам командир, тоже на заднице не сидел. — Когда доставили мы шпиона в Бюро, он там остался, и чего‑то долго выяснял–пояснял–ругался даже с местными начальниками... Вышел еще более хмурый, чем ранее был. А может — не хмурый, а задумчивый. А потом и говорит, дескать — по всему видать, что вражина наш, ушел еще на пару дней раньше, чем мы в город пришли, с караваном некоего кредонского купца оу Моовига. И потому, предстоит нам ребятки, за тем караваном гнаться, лошадиных копыт не жалея… Вот–вот — лошадиных. Потому как, верблюды, это конечно хорошо, и попривычней вам будет, но лошадки куда быстрее. Потому, завтра с утра избавляемся от верблюдов, покупаем лошадей и вперед!
…Ох и мчались же мы! Насколько сил хватало… — у лошадок. Потому как на наши силы, оу Наугхо, было глубоко наплевать. Он и себя‑то не жалел ни сколечко, а уж о нас‑то и говорить нечего… Да мне и самому, лошадок жальчеее было чем себя. Ох ведь на каких раскрасавиц десятник наш расщедрился. Я таких раньше, только у офицеров заезжих, да у очень богатых купцов видал. Высокие, тонконогие, шеи стройные, гривы будто шелк, глаза с этакой поволокой, над степью несутся — что твой ветер, и так почти весь день. Особая порода, с Южной Земли завезенная. Не чета нашим мохнатым низкорослым степнячкам. И было у нас тех лошадок, счетом ровно девять. — Каждому две под седло, и три вьючных. Оу Наугхо наш, обмолвился мельком, что дескать — пришлось городскую казну, изрядно растрясти, чтобы лошадок тех выкупить… Правда, лошадке, даже такой дорогущей, по части грузов, с верблюдом не тягаться. Весь тот вес, что наши лошади на спинах своих едва тащили, один верблюд бы без особых проблем уволок. Потому, пришлось нам, в погоню уезжая, немалую часть багажа в Лоорииге оставить. Хееку–жадюга, едва не удавился с горя. Да и мне, признаться, жалко было с барахлом расставаться. Те же три мушкета, что мы конфисковали! Да ить, за них же в степи, столько всего хорошего выменять можно, а пришлось оставить. И лишний бочонок пороха, и харчей немалый груз, и палатку, и… — да много всего полезного, оставлять пришлось. Оно вроде, имущество‑то не мое, а казенное, а все равно — жалко.
Но худо–бедно, а спустя две недели такой дурной гонки, настигли мы наконец караван… Ну как настигли? — Следы свежие узрели. Хееку наш, так прямо и сказал — дескать, следам этим, не более чем три дня сроку.
…В тот вечер, у бивачного костра, наш оу Наугхо, долго молча сидел, да думки свои думал. А когда уж пожрамши, мы было на боковую отправляться решили, голос‑то у него и прорезался.
— Значит так. — Говорит он. Вроде бы и нам, а глаза такие, будто сам с собой, либо с духами разговаривает. — Из Мооскаа отписали, чтоб чужака, коли найдем, за шкирман хватать да в кутузку тащить, не следует. Надо следить за ним втихаря, а коли не выйдет делать это, оставаясь незамеченным, то постараться подружиться и в доверие войти. Караван мы отыскали. А вот чужака, (его теперь, кстати, из Мооскаа, велено «Стрелком» звать), так пока и не вычислили… Можно конечно, караван тот догнать, и вроде как к нему присоединиться. Но — опасно это — засветимся. Что этот Стрелок из себя представляет, я не знаю. Но будем исходить из того, что птица это ушлая да стрелянная, и интерес к себе, почуять сможет… Я, честно говоря, даже в себе‑то не больно уверен, что обмануть смогу, хоть нас и учили представляться да прикидываться, ровно площадные актеры. А уж вы‑то ребята, точно лицедейством никогда не занимались — проколитесь на раз.
…Тут он, надо сказать, ошибся. Оно конечно, на площадях мы разные представления не представляли, и рожи корчить всякие не умеем. Однако — попробовал бы наш оу Наугхо, сам на базаре выжить, притворяться не научившись. Перед кем бедолажку изобразить надо. Перед другими — задиру и костолома. А третьих — в своей честности убедить. — Это та еще наука! Так что народ дурить, я умею. Да и Хееку — тот ведь еще жук! С виду‑то вроде простак–простаком. Ан, давно уж я заметил, как частенько денежки из чужих карманов в его перекочевывают, причем, чаще всего, по доброй воле. Я и то, так не умею.
— В общем — места тут пустынные, — тем временем, продолжал наш десятник. — И дорога только одна. Так что — никуда‑то Стрелок от нас не денется. Потому, пока будем двигаться вслед за караваном, отставая так, примерно на дневное поприще, да присматриваться… Особенно ты Хееку гляди во все глаза, — следы это твоя епархия.
