– Если он и прилетел, то слишком поздно. Ты заверил Э.М., что они будут первыми.
– Он опоздал, потому что пол-Хисторики рухнуло от толчка. Джем просто не мог раньше пройти через контрольный пост.
– Я не хочу с тобой разговаривать и не хочу здесь быть.
– Отлично. Я знаю, что ты думаешь, будто в этой довольно невзрачной истории я - главный злодей. Я оставлю тебя одну. Лежи здесь, пока не окрепнешь и не сможешь ходить.
Он встал и отошел, превратившись в пятно, размывавшее края моего обзора. Когда пятно почти совсем поглотило его, он сказал:
– Звонила твоя мать. Она звонит каждый час. Хочешь, она приедет?
Мне вдруг захотелось заплакать. Это было очень трудно. Слезы не хотели литься. Это было все равно что пытаться вздохнуть жизнь в камень. Когда я прекратила попытки, сердце у меня бешено колотилось, и Кловис снова стоял надо мной.
– Джейн...
– Нет. Не надо матери. - Больше я ничего не могла выговорить.
Наконец Кловис ушел. Тогда я попыталась вылезти из кровати, но не смогла, и это последнее, что я помню.
На запястьях у меня были белые непромокаемые бинты. Через месяц мне в больнице снимут швы, и никаких рубцов не останется. Об этом Кловис написал в записке, оставленной на кофейном столике. Еще он обещал заплатить за лечение. Или Деметра заплатит. Он же освободит от своего присутствия это жилище для меня в тот день, когда решит, что я набралась достаточно сил, чтобы встать. Казалось, он доверяет мне. Казалось, он уверен, что я не буду повторять давешнее представление. К чему? Для этого у меня не хватило энергии. Чтобы умереть, нужно столько решимости. Если кто-нибудь не поможет.
В записке также говорилось, что он просил Деметру не звонить, но пару раз телефон оживал, и я знала, что это была она. Во второй раз я дотянулась и вслепую включила его.
– Здравствуй, мама, - сказала я.
– Ого! - Мужской голос, смех. - Может, я и не совсем мужик, но за маму меня еще ни разу не принимали.
Я вздохнула. Подумала, что надо быть вежливой, и проговорила:
– Прошу прощения.
– Да ничего. Кловиса, конечно, нет?
– Нет.
– Черт подери. Ты ему скажешь, что звонил Лео?
– Хорошо, Лео, - тупо повторила я.
– До свидания, - сказал он и отключился.
Я нацарапала внизу на записке Кловиса: "Звонил Лео."
Я пошла в зеленую ванную и очень долго лежала в воде. Иногда я пыталась заплакать. Сознание работало медленно и тяжело. Нельзя подавлять печаль. Подавляла ли я печаль? Я думала о Сильвере. Пыталась заплакать. Слез не было. Я столько в свое время плакала по самым глупым причинам: над видиками, книгами, от смущения и детского страха. Теперь я плакать не могла.
Когда я услышала лифт, то даже обрадовалась, что больше не придется быть одной. Я слышала, как в квартиру вошел Кловис, начал было насвистывать обрывок какой-то мелодии и вдруг перестал.
Упрямство заставило меня вылезти из ванны и в голом виде пройти через всю комнату к спальне прямо перед его носом. Он посмотрел на меня и отвернулся.
Я снова забралась в постель и лежала там, пока он, наконец, не вошел.
– Ты голодна? Кухня ломится от яств. Трюфели, паштет, яйца нагелик, ростбиф... и даже торт.
Я испытала огромное облегчение от того, что могла себе позволить игнорировать его.
Вдруг он заорал на меня:
– Ну, ей Богу же, Джейн, это не я. Хочешь, я расскажу тебе, что случилось?
Я не ответила, и он стал ругаться, а потом снова вышел. Я долго лежала одна, пока в животе у меня не стало урчать от зверского голода. Голод был каким-то далеким, но настойчивым. Наконец, я встала и открыла шкаф для гостей, куда Кловис аккуратно повесил всю мою одежду из сумок. В животе урчало и булькало, а я трогала свои вещи и вспоминала, как они сидели на мне рядом с Сильвером, и все пыталась заплакать, но слез не было. Черные, заляпанные краской и грязью джинсы, так неумело ушитые в поясе. Меховая куртка. Вышитое шерстяное платье. Платье эпохи Возрождения. Изумрудный плащ с каймой, испачканной растаявшим снегом, а вот платье, которое я в трущобах ни разу не надевала, в этом черном платье я ходила той ночью в "Электроник Металз" и видела представление роботов, всех, кроме Сильвера. Потому что Сильвер был слишком человечен, чтобы пройти полную проверку, в это время он находился в камере, без глаз, без рук - я открыла рот, чтобы разрыдаться, но не разрыдалась. Какой смысл в печали, ужасе или гневе? На кого это произведет впечатление? Кто сможет расставить все по местам? Закон? Совет? Бог? Но я вытащила черное платье из шкафа, подержала его перед собой и с безразличным удивлением заметила, что у него отодран один рукав.
Секунду я стояла неподвижно, потом уронила платье на пол, взяла халат, надела его и вышла. Кловис полулежал на тахте меж черных подушек и пил яблочное вино.
– Я вижу, тут Лео звонил, - сказал он. - С этим не будешь спорить.
– Это Джейсон с Медеей, - проговорила я.
– Ты же написала, что Лео.
– Ты знаешь, о чем я. Это Джейсон и Медея. Просто ответь.
– А ты мне поверишь?
– Рукав черного платья.
– Устройство Джейсона было всажено в ткань, оно поглощает цвет, поэтому почти невидимо. Размером с ноготь твоего мизинца. Но очень липкое. Я решил, что ты не захочешь, чтобы оно оставалось в твоей одежде. И выбросил его в мусорный ящик. Если ты хочешь продолжать бедняцкую жизнь, я куплю тебе новое платье. Или новый рукав.
Я пошла на кухню, сделала несколько тостов, поджарила яичницу с ветчиной и жадно съела все это, стоя рядом с плитой. Пока я ела, я не думала ни о Сильвере, ни о Джейсоне, ни о Медее.
Когда я снова вошла в комнату, Кловис набрасывал на листке бумаги, не знаю, что именно.
– Если хочешь знать правду, - сказал он, - я тебе расскажу.
– Это имеет какое-то значение?
– Думаю, да. Для меня. Мне вовсе не хочется быть современной мини-версией Черной Смерти,
Я встала у окна и посмотрела на реку. Было еще светло, на воде сверкала фольга льда. Грязь была большей частью смыта. В зданиях зажигались огни - драгоценные камни. Ну и что?
– Кстати, ты знаешь, что Египтия стала звездой?
– В театре? - спросила я.
– Не совсем. Театр почти разрушен толчком. Это ведь был действительно антикварный сарай. Хотя неплохой сюжет для видео. Они ее называли Девушкой, Которая Сотрясла Город. И как-то еще. Неужели я забыл? А! Девушка, Которая Взорвала Дом.
– Я рада, - сказала я, повторяя свою прежнюю мысль, - что все случилось, когда спектакль уже кончился.
– Не совсем. Это случилось во время вечеринки. Да, мы как раз сидели в зрительном зале и пили довольно скверное шампанское, когда в пять минут шестого на нас свалилась эта проклятая крыша. Как бы то ни было, это был чертовски глупый вечер. Драма. Египтия. Ты же знаешь, она не умеет изображать. Она живет всем этим. Весь секрет волшебства Египтии состоит в ее сосредоточенности на себе. Что бы она там ни говорила, она верит в себя, и это захватывает. Поэтому она действительно звезда. Уже подписаны контракты на видео. Будут съемки в Африке. Она сейчас уже там. Я тебе все это рассказываю не просто так, - сказал он. - Вдруг ты захочешь узнать, где она.
