Успокоился он лишь, когда память моррона собрала воедино все части загадочного сна, разум проанализировал большое видение, наложил его на происходящее с бароном в реальной жизни и пришел к весьма поразившему Штелера выводу. Как ни крути, а выходило, что борющийся своеобразными методами за справедливость затворник являлся не кем иным, как многострадальным сержантом Жалом, точнее, тем существом, которое получилось из кодвусийского стрелка в результате эльфийских или чьих-то еще экспериментов.
Только приняв за правду эту гипотезу, Штелер мог ответить на многие «почему?». Почему сон так часто прерывался, притом на самых нелогичных, требующих продолжения местах? Коллективный Разум пытался предупредить своего верного порученца, с чем и с кем ему придется столкнуться в родном городе, однако хитрый колдун, наверняка перенявший многие знания своих создателей – эльфов, скорее всего, умел блокировать идущие к мозгу моррона сигналы. Постепенно набирая силу, его чары многократно прерывали видение, но поскольку Коллективный Разум человечества тоже был не так прост, нужная информация, хоть и в виде несвязных обрывков, в конце концов с грехом пополам все же достигала адресата. Только это предположение объясняло необычайное могущество колдуна и его нелюбовь к морронам, ведь именно благодаря Легиону была разрушена Великая Кодвусийская Стена и каким-то чудом выжившего сержанта Жала постигла незавидная участь. На закате своей цивилизации, когда уже все ресурсы для дальнейшей борьбы с набравшим силу человечеством были исчерпаны, древнему народу удалось создать грозное оружие. Однако почему оно не вступило в бой, моррону казалось необычайно странным. Возможно, эльфийские ученые не успели довести череду экспериментов до конца, а может быть, могущественное существо по какой-то случайности обратилось против них самих. Штелер был не силен в науке, но Мартин Гентар частенько рассказывал, что даже незначительное пренебрежение мерами безопасности в ходе исследовательских работ может привести к плачевным последствиям. У любого мага куда больше шансов отравиться неудачно сваренным зельем или взорваться при случайном опрокидывании колб с опасными жидкостями, чем сгореть на костре святой инквизиции.
По большому счету, Штелера не волновали события, произошедшие в далеком прошлом. Гораздо важнее было понять, что же так долго не показывающийся на людях колдун собирается делать теперь. Почему он объявился именно в Вендерфорте и зачем изучает природу морронов? Пока что барону на ум пришло лишь одно, самое правдоподобное объяснение. Бывший сержант Жал собрался мстить, но перед тем, как вступить в бой с действительно серьезными противниками, то есть старшими и куда более опытными, чем Штелер, легионерами, расчетливый и хладнокровный колдун решил немного попрактиковаться на несмышленом новичке, к тому же находящемся вдали от собратьев по клану. Борьба за справедливость в городе была лишь ширмой, за которой скрывались его грязные помыслы. Затворник хоть и выпустил моррона из особняка, но не прекратил эксперименты, а лишь перевел их в новую стадию. Теперь уже Аугусту казалось, что похищение баронессы понадобилось колдуну лишь для того, чтобы поставить перед безвольной «лабораторной мышкой» очередную задачу. Экспериментатора интересовало, ринется ли подопытный спасать юную красавицу или последует совету холодной, расчетливой логики, то есть попросту покинет город, в котором его уже ничего не держало.
Ощущать себя подопытным – дело малоприятное, однако барон не мог себе позволить оставить бедняжку в беде. Он переродился, превратился из человека в моррона, но в то же время не находил в себе сил отрешиться от людского прошлого. Как мужчина, он должен защитить женщину, а как единственный носитель прославленного имени ванг Штелер, просто обязан был вступить в борьбу за торжество справедливости. Бесстрастная логика заставляла делать барона одно, а честь и долг призывали к совершенно иному. Выбор был за ним, и моррон его сделал, хоть и понимал, что поступает глупо, подчиняясь крайне невыгодным правилам навязанной ему игры. Он решил спасти оказавшуюся по его вине заложницей колдуна баронессу и поэтому ускорил шаг, торопясь на встречу с Линорой.
Как однажды сказал мудрец, имя которого барон не только подзабыл, но никогда и не знал: "…самые сложные дела вершатся сами собой…» Штелер нашел плащ, когда его, собственно, еще толком и не искал. Осторожно крадучись по улочке и стараясь держаться поближе к стенам домом, чтобы в случае опасности успеть скрыться в подворотне, моррон заметил пару сапог, торчавших из веток раскидистого куста, недавно кем-то или чем-то примятых. Резонно отметив, что сапоги сами собой по улице не ходят, моррон допустил, что если подойдет ближе, то обязательно обнаружит в колючей зелени и их владельца. Так оно и случилось, хозяин стоптанных подошв и местами залатанных голенищ преспокойно храпел, широко раскинув конечности и пуская открытым ртом здоровенные пузыри. На руку, в которой были одновременно зажаты шляпа и почти пустая бутылка какой-то мутной гадости явно не коллекционного разлива, был намотан старенький плащ, хоть повидавший виды, но еще вполне пригодный для носки. Позаимствовав находку, Штелер из жалости оставил возле спящего золотой. Моррон по собственному опыту знал, что деньги весьма пригодятся бедолаге, когда он проснется: опохмеляться мерзким пойлом, от которого ты и впал в дурманное забытье, – не самая лучшая затея.
Последнее препятствие было удалено, теперь барон мог смело отправляться на свидание, хотя, говоря по чести, перспектива встречи с красавицей его ничуть не вдохновляла. Во-первых, какому же мужчине в здравом уме и трезвом рассудке понравится, когда его постоянно унижают и обвиняют в проступках и преступлениях, которых он не совершал? Госпожа Линора Курье была крайне остра на язык, и к Штелеру у нее уже сложилась устойчивая антипатия. Аугуст не сомневался, что первая часть разговора пройдет на повышенных тонах и он услышит многое, чего не хотел бы услышать. Барону не доставляла удовольствия незавидная участь – сидеть дурак дураком и изредка робко оправдываться. Во-вторых, и эта причина тоже была немаловажна, Штелеру не нравилось место, где он назначил встречу. Харчевня «Крылышко куропатки», которую он приметил еще в первый день по приезде, была излюбленным местом сборища городской стражи. Сюда приходили после дежурств уставшие блюстители порядка, а многие стражники, свободные от несения вахты, заявлялись перекусить даже со своими степенными семьями. Это было, пожалуй, одно из самых спокойных мест в городе. Закоренелые преступники и просто сброд обходили его стороной, и человеку, которого разыскивали, переступать порог заведения с аппетитным названием было необычайно опасно. Штелер понимал, что его могут узнать, но тем не менее назначил встречу госпоже Курье именно там осознанно, а не по неведению. Сколь ни велико было бы желание наставницы спасти воспитанницу, она вряд ли пришла бы одна, без сопровождения, в иное, менее спокойное место, да и ждать его слишком долго не стала бы. Моррон как чувствовал, что опоздает на встречу. К тому же к даме с такой эффектной наружностью всегда прицепится парочка-другая негодяев, а в «Крылышке куропатки» невзлюбившая его была как нигде защищена от пьяных домогательств. Конечно, сами стражники, тем более не на дежурстве, тоже изрядно любили пошалить, но для веселых утех выбирали иные заведения. Какой же дурак пустится в пьяные проделки на глазах у степенных семейств сослуживцев? Присутствие в харчевне хотя бы одной женушки офицера или сержанта напрочь отбивало у шаловливых гуляк настроение цепляться к случайным посетителям или посетительницам.
