Восторг! О, какой это восторг! Я и не представлял, что это до такой степени вкусно! Я с наслаждением рвал жертву на куски, набивал пасть сочным, сладким мясом, истошно хохотал. а где-то за гранью сознания кто-то истерично вопил.
– патроооооооооооооооооооон! – доносился до меня какой-то тоненький писк.
Я ничего не слышал. Меня полностью охватила эйфория – я кувыркался, разбрызгивал кровь и потроха, перебрасывал с руки на руку отрубленную голову.
– Сдох ты наконец-то? – прохрипел я, глядя в мертвые глаза Джемулана.
– Сдох? Кто теперь главный, а, сука?
Эйфория вдруг исчезла, резко сменившись бешенством. Теперь я ненавидел не только проклятого сида – я ненавидел весь мир. Словно обезумевший берсерк, я катался по земле, поливая ее кислотной слюной и взрывая когтями. В глазах почернело, я заорал с такой силой, что с ближайших деревьев осыпалась листва.
А потом в голове что-то лопнуло. Слабый писк на самой границе сознания куда-то исчез. А я наконец-то пришел в себя и в ужасе уставился на свои руки и наполовину съеденный труп Джемулана. Твою мать, это же я его сожрал!!!
Никогда еще я не чувствовал себя настолько отвратительно. Да еще и это чувство в голове больно. черт, как больно мозг словно погрузили в кислоту.
– Рабан! – взвыл я.
– Рабан!
Рабан не отвечал. Молчание. Я чувствовал в голове полную пустоту.
– Рабан!!! – страшно закричал я.
Гробовая тишина и боль в голове говорили о том, что случилось непоправимое.
Я убил Рабана.
Я сидел на траве, прислонившись спиной к толстому дереву, и тупо смотрел на поляну. Изуродованную, обгоревшую, траченную кислотой поляну, на которой все еще валялись полтора трупа. Я неподвижно сидел на одном месте и ждал смерти.
Я яцхен. Мое тело было создано в биологической лаборатории базы «Уран». Создано несовершенным. Тело яцхена и человеческий мозг не сочетаются друг с другом – кровь одного не подходит другому. Только благодаря Рабану я все это время оставался в живых. А теперь его нет, и мое тело стремительно убивает мой мозг.
Не знаю, сколько осталось до конца. Несколько минут? Несколько часов? Я совершенно не помню, сколько прожили остальные пять яцхенов, прежде чем сойти с ума, а затем погибнуть. Я бы спросил об этом у Рабана, да не могу.
Рабана нет. Я это чувствую. Я чувствую, что в мозгу что-то необратимо изменилось. Даже когда Рабан был в отключке из-за шокера Торквемады, такого ощущения в голове не было. Тогда он просто молчал. просто молчал, словно ненадолго уснул или куда-то отлучился. А теперь его нет совсем. И больше не будет.
И Направление отключилось. Совсем отключилось – сколько ни стараюсь что-нибудь нащупать, ни
черта не получается. Видимо, оно тоже было завязано на Рабана. Или он сам его на себя перевел – этот мелкий гаденыш много чего у меня в организме перестраивал.
Впрочем, мне сейчас не до Направления. На мозг волна за волной накатывает боль. Раскаленные шурупы. Ведро кислоты. Адское пламя. Все это и многие другие идиотские метафоры. Боль постепенно распространяется ниже – все тело уже горит огнем. Руки двигаются как-то неправильно, хвост почему-то дергается. круги перед глазами плывут.
Наверное, я уже начинаю сходить с ума. Это невозможно определить – ведь каждому сумасшедшему кажется, что он нормален. Были бы здесь другие люди, я бы спросил их – сумасшедший ли я? Может быть, я бы их съел потом. Хочу есть. Не доесть ли мне Джему-лана? Все равно я уже начал. Да и тот второй валяется совсем нетронутый.
Вот ведь какая загогулина – какой-то жалкий мозговой полип, крохотная фигня, которая меня все это время только раздражала. и такая большая потеря. Я бы погрустил о бедном погибшем Рабане, но какой в этом смысл, если я все равно скоро к нему присоединюсь?
Не начать ли копать могилу, пока я еще что-то соображаю? Сам себя не похоронишь – никто не похоронит. Двигаться, правда, трудновато.
В глазах совсем потемнело. Уже ничего не вижу. Ничего не вижу.
Так я пролежал несколько часов. Несколько часов я лежал неподвижно, ожидая перехода в лучший из миров. Потом из-за деревьев брызнули солнечные лучи, и я вдруг осознал, что до сих пор жив. Наступило утро, а я все еще жив.
И не только это. Голова все еще болит, но не так му-
чительно, как раньше. Тело странным образом пульсирует. Очень, очень необычное ощущение. Может, я все-таки буду жить? Может, мне больше не нужен керанке, чтобы организм нормально функционировал?
– Да, больше он нам не нужен, – неожиданно услышал я.
На миг мне показалось, что это Рабан. Но я тут же сообразил, что голос совершенно другой. Другой тембр, другие интонации. Голос Рабана всегда был каким-то бесплотным – ведь он не говорил по-настоящему, а просто передавал вибрации на мое внутреннее ухо. Но этот бесплотным не был. Он был предельно материальным – из него буквально сочилось самодовольство. И кажется, я где-то уже слышал его раньше.
– Я что-то слышал или я уже сошел с ума? – осторожно уточнил я.
– Ты не сходишь с ума. И я тоже. Я наконец-то здесь – там, где и должен был быть с самого начала. И тут я вспомнил, где слышал этот голос.
– Лаларту? – недоверчиво воскликнул я.
– Лаларту мертв, глупец. Я – это ты сам. Твоя истинная сущность.
Я задумался, пытаясь осознать услышанное. Получалось плохо.
– У меня что – и правда шизофрения? – вздохнул я.
– Можешь называть это так, – спокойно ответил голос.
– Я – это я. Демон в тебе. А ты – это ты. Человек во мне. Мы родились полудемоном, и душа у нас состоит из двух половинок.
– А что ж ты раньше не показывался?
– Потому что ты доминировал. До определенного времени меня вообще не существовало – я как бы спал. где-то в глубинах тебя. А потом. потом я вдруг
проснулся. Помнишь, как это было в первый раз? Мы еще тогда дрались с Пазузу.
– Так это был ты?
– Это всегда был я. Это наша общая сила, но ты ею пользоваться не умеешь. А я. я умею. Я гораздо лучше тебя умею управлять этим телом. телом демона. И я бы давно освободился, если бы не эта мелкая пакость, которую ты называл Рабаном. Он стабилизировал твой разум. Не давал мне вылезать в любой момент. Я прорывался только изредка – когда ты сам открывал мне дверь. Но теперь твой Рабан погиб, и
меня больше ничто не сдерживает.
– Угу. Понятно. И чего тебе от меня надо?
– Скажу прямо. У нас одно тело на двоих. Делиться я не собираюсь. Лучше всего тебе уступить самому. Тогда я даже позволю тебе продолжать существовать.
Будешь жить на задворках сознания теперь уже моего сознания.
– Не говори гоп, пока не стряхнул, – процедил я.
– Это мое тело. И всегда было моим. Хрен я тебе его отдам.
