Отвлеклась от своих размышлений. Хи сидел рядом, осторожно поглядывая на меня — не устала ли я, но понимал, что мне сейчас не до разговоров.
Сил у меня было мало, и я только слушала оживленные обсуждения нового путешествия к Дереву Мироздания, моего спасения, птицы Гамаюн. Просто сидела и смотрела на таких хороших, близких мне людей. Первый раз за долгие дни в душе не было леденящего холода. Не получила меня Морана, но я на неё не обижалась за случившееся, она в своём праве была. А на столе все блюда вкусно пахнут, жаль, мяса мне нельзя, но я и бульон с удовольствием выпью.
На Есению с Себастьяном смотреть было приятно, но немного неудобно, они были заняты друг другом и на окружающих не обращали внимания. То он ей пальчики поцелует, то прядку волос со лба уберет, глаз отвести не может — любовь, одним словом. Буду на других смотреть, как они после путешествия и за время моей болезни изменились. Как там наши девушки — Клевенс с бывшим призраком и Стеша с Бориславом.
Стала наблюдать сначала за Стешей. Нравилась мне эта девушка. Стефания подала на стол — она теперь готовила, вкусно у неё получалось и красиво — мясо румяное, блинчики с вареньем, пирожки. Борислав помогал и ходил за ней по пятам. Стеша, чувствуя, что нравится парню, расцвела, глаза горят, коса так и прыгает за спиной — длинная, толстая, мне бы такую. Птичка с плеча не слетает. Борислав на птичку смотрит, а больше, кажется, на Стефанию. Так и ест её глазами. Только она присела поесть — и он рядом. Тарелочку ей пододвигает, еду насыпает и всё так аристократично — сразу видно, не простого воспитания парень. А Стеша молодец — не смущается, принимает, как должное. Разговор у них интересный.
— Стеша, когда на кухне уберем, пойдем погуляем, на звезды посмотрим.
— Да звезд не видно.
— Не на звезды, так на луну посмотрим, я краешек видел, из туч выглядывала, она такая… такая…
— Большая и желтая.
— Нет, романтическая.
— На улице мороз, душу твою заморозим.
— А мы ее вместе греть будем, я помогать буду — дыханием согревать.
— Так она, когда ты близко приближаешься, за пазуху прячется.
— Так тем более подышу на неё.
— Ты лучше скажи, чего ночью в мою комнату скребся?
— Так соскучился, спать не мог, знаешь, каково это — душу не видеть и не чувствовать?
— Дня тебе, что ли мало, все время возле меня крутишься, на душу смотришь, особенно когда она от тебя прячется, сам знаешь куда?
— Так я бы завсегда, и днем, и ночью, готов рядом … с душой быть, не буду против того чтобы она всегда у тебя жила. Пойдем погуляем, а?
— Ну, если не заморозишь, то пойдем.
Я смотрела и удивлялась: тут такие страсти разворачиваются, а я столько времени в койке провалялась. Перевела взгляд на Клевенс, там тоже интересно и непросто. Но чувствую, уже ничего не воспринимаю, надо лечь. Посмотрела на Хи — просто молодец, сразу понял, что я устала. Встал и быстро помог добраться до кровати. Сколько же это они с Ветром со мной промучились? Клевенс со Стешей, спасибо, тоже помогали с тем, что мужчин неудобно просить.
Проблемы мезальянса. Лотта. Новый день
Сегодня я спала и выспалась. Ни Морана, ни просто зияющая пустота больше не снились. Лежу и улыбаюсь. Вставать, правда, не хочется — поваляюсь малость. Заметила, что заглядывал Хи, увидел, что все нормально, и пошёл по своим делам. Что сделать, чтобы их отблагодарить? Лежу, думаю, вспоминаю, как Хи меня к себе прижимал. Даже спал рядом. Руки такие тёплые, и на плече уютно было. Что-то у тебя мысли, Лотта, не туда сворачивают. Насмотрелась вчера на счастливых людей. Выстрадал Собиратель грехов своё счастье, да и Есения под стать ему.
В комнату заглянула Стеша, встревоженная какая-то.
— Вот кашки тебе принесла жиденькой. Можно, я у тебя недолго посижу?
— Что-то случилось, по тебе вижу — рассказать хочешь. Рассказывай, а я ещё полежу. Чувствую себя нормально, но сил пока мало, вставать не хочется. Соскучилась я по тебе.
— Лотта, я уже и с Клевенс поговорить хотела, только она пока занята, позже обещала подойти. Понимаешь, мне надо как-то освобождаться от души Борислава, — и она закрыла лицо руками и начала всхлипывать.
— Стеша, да вы вчера так мило разговаривали, я же видела, что ты ему нравишься, и он тебе, кажется — вон как похорошела, просто красавица.
— Лотта, в этом-то всё и дело. Плохо это.
Дверь открылась, и на пороге появилась Клевенс.
— О, у нас маленький девичник. Посидим, поговорим. А что с тобой, Стеша, ты что плачешь?
— Да плохо мне, не знаю, как поступить правильно. Вот сказала Лотте, что надо как-то Бориславу его душу отдать.
— Дела, — удивленно, как и я, протянула Клевенс, — рассказывай, что случилось.
— Ой, девочки, пошли мы вчера гулять. Знала же, что не стоит этого делать, но ноги сами несли. Холодно на улице, луна то покажется, то спрячется. Сначала он меня просто под локоток держал, чтобы в сугроб не упала, потом за талию, а потом … Понятно, целоваться стали. Так хорошо целуется, так горячо, нежно и страстно, что голова кружится. Домой вернулись, хотел ко мне в комнату юркнуть, но тут я не пустила его, а самой хотелось-то как, очень хотелось, понимаете? Нравится он мне и нежный такой, так бы всё время к нему и прижималась.
Я посмотрела на неё даже с некоторой завистью:
— Так что плохого-то в том, что нравится?
Клевенс печально глянула на меня, потом на Стешу и сказала:
— Молода ты еще, Лотта, в мире не жила, не понимаешь. Стеша права, не всё так просто. Ладно, что удумала? Рассказывай.
— Понимаете, девочки, долго я уснуть не могла: губы и щеки горят, в груди тепло, сердце бьется, поёт. А потом уснула, и приснилась мне Морана — красивая, холодная. Говорит мне прямо, без всяких там прекрасных слов: «Дура ты, Стеша, забыла, как сердце замороженным стало? Хочешь, напомню, каково это? О любви мечтать стала, опять на те же грабли наступаешь — влечение, страсть. Ничему тебя жизнь не учит. Готова два месяца в эту игру поиграть, а потом что? Весна придёт, уедет твой душелюб, душа к нему за это время привыкнет, возвернётся, а ты с чем останешься? Это она у вас сейчас одна на двоих, вернее сказать, у тебя целых полторы души в наличии, а если опять замёрзнешь, когда он уедет? Так ты лучше навсегда у Клевенс оставайся, будешь каждый год по новой размораживаться ходить.
Я ей так тихонько говорю:
— А если он меня с собой возьмет, говорит ведь, что без меня часа прожить не может?
— Может, и так, но это сейчас. Понимаешь, сейчас, а через два месяца? Куда он тебя, дуру деревенскую, в столице денет? Во дворец с собой возьмет? Забыла, кто он и кто ты? Он советник короля, а ты из деревни родом, и зовут тебя Стешка, лет тебе двадцать пять, а не семнадцать, и замужем ты была, забыла? Говорю я тебе это, девка, не потому, что обидеть хочу, многие меня злой считают, а это не так, разумная я и все наперед просчитываю. Это я тебя спасла тогда, когда сердце заморозила, умерла бы иначе от печали. Холод, особливо в разуме, он посильнее огня помочь может. Думай, что делать, времени у тебя немного.
