— Конан, я знаю, как это печально и горько — хоронить друга. Но я-то вижу, что ты сам не свой с тех пор, как вбежал во Врата Мертвых следом за жрецами. Скажи, неужели они заколдовали тебя? Что за вредоносное заклятие они на тебя наложили?..
Киммериец только хмуро посмотрел на девушку — и ничего не ответил. Сатильда, со своей стороны, не стала настаивать.
Когда все разошлись, Конана отыскал гонец, назвавшийся посланцем Адольфа. Он провел его задами Цирка, потом по одному из восходящих пандусов, туда, где в северном конце амфитеатра совершалось строительство: возводили новый балкон. Рабочие сновали по лесам как муравьи, заливая серый, бугрящийся галькой раствор в деревянные формы, венчавшие собой верхушки колонн.
Коммодорус стоял наверху, присматривая за работой. Когда Конан, оставив посланца внизу, взошел к нему по ступеням, Тиран улыбнулся и приветливо помахал рукой.
— Последняя придумка зодчих исполнена настоящего вдохновения, — сказал он киммерийцу и указал рукой туда, где копошились рабы:
— Вид отсюда будет что надо, а нижние места окажутся в тени. Да и число платных мест в этой секции Цирка вырастет сразу наполовину. Самое же лучшее, что мы теперь пользуемся улучшенным раствором. Он приготовляется по древнестигийским рецептам: когда-то его использовали для запечатывания могил. Он позволяет возводить надстройки в течение считанных дней: больше не приходится ждать, пока на каменоломне вырубят нужные глыбы, доставят сюда и подгонят друг к дружке. Я сам слежу за скоростью строительства, чтобы все закончить ко дню следующего празднества… — И Тиран ослепительно улыбнулся Конану: — Я хочу, чтобы как можно больше горожан наблюдало мое утверждение. Киммериец промолчал. — Следует наилучшим образом подобрать время, — продолжал Коммодорус, — ибо я хочу еще один последний раз появиться на арене и как следует впечатлить толпу, прежде чем занять новую, более высокую и утонченную должность. Во время следующих игр мы собираемся устроить нечто совершенно невиданное, а посему рабочим придется трудиться не покладая рук, дабы все завершить вовремя… — Он указал вниз, на плоский овал арены, где множество народу сгребало и отвозило песок и поднимало деревянные панели, совершая какие-то перестановки. — Вряд ли следует напоминать, что я по-прежнему рассчитываю на тебя, Конан, и на то, что в случае чего ты прикроешь мне спину. Так что давай поскорей выздоравливай от этой раны на голове — где ты только умудрился вчера ее заработать? — и будь готов как следует мне послужить. Конан с самым серьезным видом выслушал его до конца.
— Простая царапина, — он коснулся повязки, пересекавшей лоб. — Побаливает, конечно, но это пустяк. Да и на груди почти все зажило. — Конан погладил нежную, еще как следует не окрепшую кожу пониже подмышки. — Дело совсем в другом, Тиран. Я стал как-то не так уверен в том, что я делаю на арене. Не знаю, смогу ли я за тебя биться и убивать…
Коммодорус широко улыбнулся.
— Я смотрю, — сказал он, — жрецы Сета успели над тобой потрудиться. — И хлопнул Конана по плечу. — Я предвидел что-то в этом духе еще вчера, когда ты с разбегу влетел прямо в их логово. Они народ ушлый, издавна привыкший улавливать души простых честных людей без помощи оружия и денег. Увы, они отвернулись от достойных мужчины свойств и искусств, с помощью которых в этом мире делаются все дела. Так что навряд ли им удастся выстоять против настоящих мужчин, таких, как я, например… — Он рассмеялся с веселым соболезнованием. — Отдохни еще несколько дней, приди, как следует в чувство, и скоро то малодушие, которым они успели тебя отравить, выветрится само по себе.
Конан прямо посмотрел Тирану в глаза и сказал:
— Может быть, и так, Коммодорус. Но то, что мне показали жрецы, действительно меня потрясло. И я должен еще раз предупредить тебя: я могу оказаться не готов убивать по твоему слову.
Тиран снова расхохотался.
— Чепуха, Конан, пустые страхи! Я же нанял тебя для защиты, а не для убийства. И потом, не забывай, что я намерен сам пожать всю славу, а ты должен остаться в тени. Мне нужен всего лишь телохранитель, и притом как можно более незаметный… Я вот что еще тебе скажу. После тех игр, о которых мы говорим, в Луксуре многое переменится. Я смогу вести себя более решительно по отношению к Храму. А если они попробуют меня сместить — устрою открытое восстание против священства. В народе у меня для этого поддержка достаточно мощная. Некродиас дал мне набрать слишком большую силу и уже не сможет ничего изменить. Они привыкли держать луксурских горожан в кулаке, но скоро этому настанет конец! — Он взмахнул рукой. — Но чтобы претворить в жизнь столь грандиозные планы, мне нужно для начала остаться в живых. А это до некоторой степени будет зависеть и от тебя, киммериец… — Он весело и дружелюбно вглядывался в лицо варвара. — И помни, ведь мы уже обо всем договорились!
Конан кивнул и сказал:
— Я взял твое золото. Значит, я выполню то, что тебе обещал.
— Ну, вот и отлично, — улыбнулся Коммодорус. — А когда я покончу с ареной, никто не мешает и тебе сделать то же, если захочешь. Только это, конечно, не означает, что после этого ты перестанешь мне служить. При моем новом правлении для людей умных и сильных откроется масса новых возможностей. Я надеюсь, скоро ты переживешь свое нынешнее душевное смущение. И вот тогда-то твоя телесная мощь и всем известные подвиги на арене сослужат тебе добрую службу!
… Расставшись с Коммодорусом, Конан провел остаток дня в молчаливых размышлениях и домашних делах, — в частности, бегал с Квамбой, гоняя тигрицу по лужайке для упражнений. Вечером он повез Сатильду на колеснице в пивнушку к Намфету. Но там ему показалось слишком уныло (команда Дата перебралась в город), да и вино что-то не так горячило кровь, как бывало. Проскучав в «Прогулочной барже» часа два, они вернулись домой, и завалились в постель.
На следующее утро Конан первым делом отправился к Игнобольду в храмовую лечебницу. Раненый гладиатор был еще слаб от потери крови, но в полном сознании и даже пил бульон и разведенное вино. Так, по крайней мере, сказали Конану лекари. Подойдя к ложу товарища, Конан с изумлением увидел, что у Игнобольда были повязки не только на груди, но и на глазах. Он спросил о причине и в ответ услышал:
— Да все этот говнюк Бафомет… Сыпанул, понимаешь, в глаза песком! — Игнобольд беспомощно поерзал, лежа на спине. — Без этакой подлости ему бы нипочем меня не достать…
— Значит, ничего не видишь пока?.. На-ка, выпей бульончику… — И Конан принялся кормить друга с ложечки отваром, который дал ему лекарь. — А что жрецы говорят? Вернется к тебе зрение?
