– Миледи, – мягко возразил Элдор, – кому я являюсь союзником и кому воздаю правосудие, вас совершенно не касается.
– Нет, касается – если это дело Церкви! – огрызнулась она.
– Но ведь все они отлучены от Церкви, а значит, не подчиняются ее власти, разве не так?
«Может, он и безумен, – подумал Руди, – но споры между Церковью и Государством он решает куда лучше Алвира, будь тот хоть трижды в своем уме».
– Не надо упражняться здесь со мной в логике, милорд.
Аббатиса подалась вперед и, несмотря на ее маленький рост, в золотом свечении факелов, вдруг показалась огромным темным пауком.
– Вы властны над их жизнью, но души принадлежат мне. Я уже объявила, что они виновны и приговорены к смерти. Вы пойдете против церкви и посмеете освободить их? Вы разрешите им продолжать творить зло? Это благодаря их деяниям вы ходите теперь в маске.
Тишина, последовавшая за этими словами, была долгой и напряженной. Руди мог поклясться, что каждый присутствующий слышал, как стучит его сердце. Он опять почувствовал на себе взгляд Элдора, и сердце у него съежилось, как жук под горячим лучом увеличительного стекла. Ему казалось, что его вина так же ясно написана на его челе, как пот, что струился по лицу. Остальные волшебники замерли в тени, сознавая: что бы ни случилось, их судьба будет связана с его участью.
Элдор отвел глаза – словно из нервного окончания вынули раскаленную иглу.
– Вы вынесли им приговор, миледи, – наконец произнес король. Драгоценные камни и золотая вышивка у него на груди от внезапного движения вспыхнули ярким пламенем. – Но так как они исцелили меня и поставили на ноги, я заменяю этот приговор иным наказанием. Гвардейцы завтра на рассвете доведут их до Прохода, а потом пускай они отправляются куда захотят. Но если они еще раз вернутся в Убежище, то смертный приговор будет приведен в исполнение. Я все сказал.
Он повернулся и направился к двери.
– Вы сделали это потому, что ваша жена просила вас сохранить жизнь... колдунам? – усмехнулась вслед Джованнин.
Безликая голова обернулась. Жесткий белый свет волшебных камней блеснул в прорезях для глаз.
– Хотя бы и так.
И Элдор вышел из комнаты.
Руди почувствовал, как над ним опять начинает смыкаться темнота, и начал сползать на пол, в поисках успокоения. Но кто-то подхватил его под руку и поставил на ноги. Сквозь туман, застилавший его глаза, Руди узнал Джил. Он попробовал встать на ноги, но оказалось, что они не чувствуют земли. Его голова болталась при каждом движении, пока Джил тащила его к темной арке дверного проема. Преодолевая порог, он обо что-то споткнулся.
Это была груда кирпичей. Ее бы хватило, чтобы заложить дверной проем в три-четыре слоя. Рядом, в свете магических камней, поблескивал свежий, влажный раствор.
Руди снился сон, который и раньше время от времени преследовал его. Лихорадка придала этому сну отчетливость галлюцинации, и он не мог, как раньше, проснуться от собственного крика.
Это был сон о темноте Логова, горячей, влажной и липкой. Руди чувствовал запах мокрого мха, во рту появлялся привкус едкой пыли. В этом сне он зашел очень глубоко, глубже, чем когда-либо в жизни, и черная масса земли давила на него, как тяжесть безнадежного горя вкупе с осознанием безвыходности своего положения.
Стада в этих снах не присутствовали. Только Дарки – они покрывали потолок, стены и пол черной копошащейся массой. Он мог их видеть, хотя в пещеру не проникал даже слабый луч света. И еще он видел прижавшегося к стене человека, но, к своему ужасу, не мог разглядеть его лица. Зато он узнал руку, что из последних сил вцепилась в камень, – крепкую, с сильными пальцами, покрытую старыми шрамами былых сражений.
Руди проснулся в холодном поту. Комната была погружена в непроницаемую темноту, которая, однако, не внушала страха.
Благодаря магическому зрению он узнал собственную каморку. И все же Руди испытывал смутное ощущение, что он почему-то не должен находиться здесь. Им опять овладели невыразимо тягостные воспоминания, снова и снова Руди повторял себе: «Ингольд мертв. Он погиб».
И, как будто в ответ, слышал эхо спокойного, с хрипотцой, голоса, вызывавшего в памяти луговой ветер:
«Если бы Лохиро был мертв, я бы это знал».
Руди крутил головой, стараясь освободиться от липкой паутины сна.
«Ингольд мертв», – вновь убеждал он себя, и тем не менее испуганно осознавал: в нем растет чувство, что это не так.
Очевидно, он проспал очень долго, возможно, даже несколько дней. Эта догадка основывалась на голоде, который он испытывал, и на отросшей на щеках и подбородке щетине.
Словно сквозь туман, царивший у него в голове, Руди видел и слышал людей, которые появлялись, как призраки, и сидели у его кровати, а потом исчезали. Не переменил ли Элдор свое решение, и пока он спал, вместо двери выросла кирпичная стена?
«Но это же глупо, – устало говорил он сам себе. – Стены каморки настолько тонкие, что я без особых усилий могу пробить их рукой».
Под дверью появилось слабое мерцание, и до Руди донеслась легкая осторожная поступь Джил. Он услышал, как расплескалась вода, и понял, что умирает от жажды. Когда Джил вошла, ему даже удалось сесть и взять чашку, которую та ему протянула. Голова все еще болела, но тошнотворное головокружение прошло. Для его пересохшего рта вода показалась очень холодной.
Джил пристально смотрела на него светлыми, словно пустыми глазами.
– Выживешь?
– А что, уже делают ставки?
– Пять к семи, что помрешь.
Руди неуклюже порылся в карманах куртки и выудил оттуда несколько монет.
– Поставь за меня. – Он откинулся на смятую подушку. – Где остальные?
Джил осторожно присела на кровать у него в ногах.
– Примерно в пятнадцати милях от дальнего конца Перевала.
Руди так стремительно сел, что это вызвало у него новый приступ тошноты.
– Что?
Ее худые, холодные, как лед, руки снова заставили его лечь.
– Ты слишком долго спал. Кара провела с тобой почти весь вчерашний день, а вечером до захода поспешила за остальными. Ты же был не в состоянии куда-то идти. Ни Элдор, ни Джованнин, ни Алвир больше не интересовались волшебниками, да и в любом случае, Янус ничего не собирается им рассказывать.
Она водила худыми пальцами по складкам на одеяле, которым он был укрыт, – жест, который, как подумал Руди, она позаимствовала у Ингольда.
– Официально Янус ничего не знает о твоем пребывании здесь, – продолжала она, – но он предупредил меня, что Элдор вполне может заменить изгнание на смертную казнь любому волшебнику, который задержится здесь и попадется ему на глаза.
