Дверь за ней бесшумно закрылась.
Вчитаться мне никто не дал, потому что ровно через полчаса проснулся Максимус и потребовал завтрак.
— Я понимаю, твое рвение к чтению, оно похвально, я даже прощу тебе твои чернющие круги под глазами и усталый вид, если приведешь себя в порядок, но я не обязан из-за этого умирать с голода, — говорил Максимус, тщательно пережевывая свой завтрак.
— После трапезы, я бы отправил тебя на почту, отошлешь три письма, потом дуй в магазин за книжками, можешь даже зайти за одежкой, я не против, я сегодня добрый. После возвращайся сюда. Я познакомлю тебя с еще одной старой знакомой.
— Теряете хватку?
— Не понял, поясни. Если это была острота, то слишком изысканная, а следовательно плохая.
— При мне вы соблазнили только зачуханую горничную, да какую-то малолетку. Я хочу увидеть настоящего господина Максимуса, о котором много наслышана. А вы приводите только старых знакомых да друзей детства, их-то соблазнять не надо. Игора, кажется, даже снисходительно к этому относится.
— Если бы не я, Игора была бы "синим чулком", пуританка, каких поискать. Но я не прихотлив, — откомментировал Максимус, глядя мне в глаза. Он помолчал, распиливая меня на составляющие своими голубыми глазами и тихо сказал:
— Ты нарываешься, Аиша! Никто не смеет указывать мне, что делать, — это прозвучало почти шепотом, но у меня по спине побежали мурашки.
Я приняла как можно более непринужденный вид и ничего не ответила.
— А ты вместо того, чтобы измерять степень "зачуханности" той или иной горничной поучилась бы у нее следить за собой. А у "малолетки" понаблюдала, как можно создать хотя бы видимость загадки, если таковой на самом деле нет. Не думал, что тебе придется объяснять такие элементарные вещи. Я предполагал, что ты умнее, — фыркнул Максимус.
— Иногда полезно и дурой побыть, чтобы уточнить правильность своих выводов, — слегка подумав, ответила я.
— Туше, если бы ты ответила без задержки, я бы даже сделал вид, что попался, чтобы тебя подбодрить. Но ты не заметила, что было слишком много "бы". А теперь вперед и желательно в песней в темпе вальса, — отрезал Максимус.
Солнышко припекало и грело покоившиеся в кармане волчьей шубки три письма адресованные Роберте, Ио и Маргарите. Последнее мне особенно хотелось вскрыть, я предполагала, что в двух первых всего лишь извинения и уверения, что все было хорошо, но больше видеться не след, а вот содержание третьего оставалось тайной. Там могло быть назначение свидания, там могли быть какие-то тайные воспоминания, там содержались все тайны мира. Несколько раз я останавливалась, чтобы аккуратно вскрыть его, а потом заклеить и отправить. И каждый раз я не делала этого, все же профессиональная репутация на кону. Вскрою письмо, даже если это не обнаружится, упаду сама в своих глазах, вот какая Аиша стала до сердечного приступа благородная. На ум пришла мысль, что в Охторе я бы смогла вскрыть письмо, и даже грядущие муки совести меня бы не остановили.
Из книжного магазина я шла и чувствовала себя не маленьким львом, а черепашкой или даже небольшой пони, то есть созданием не приспособленным к гужевой тяге, но меж тем… Все эти чертовы книги, весили едва ли не килограмм тринадцать. И когда мне все это читать. Тринадцать килограмм поэзии, с ума сойти! Любопытно, я начну потом мыслить в рифму или нет?
Еще из коридора я услышала заливистый смех Максимуса. Значит, знакомая на месте, а мне даже и за шмотками заходить не пришлось.
— Рахиль, милая, знакомься. Это Аиша, — пробасил Максимус, едва я успела войти.
Мне на встречу встала словно женщина из другой эпохи. Я сначала даже не смогла понять нравится она мне или нет. Она просто была и это надо было принять как факт. Она была молода, черты лица были некрасивы сами по себе, но в совокупности приковывали к себе взгляд и очаровывали. Чем-то она напоминала крысу или грифа. Нос был с горбинкой и кончик его слегка опущен вниз. Лицо скуластое, с очень острым подбородком. Рот, как и у Максимуса, готовый к улыбке, сложился в нерешительную, сдержанную ухмылку. Серо-голубые глаза чуть навыкате смотрели испытующе, свысока, но не высокомерно, строго. В них была вековая печаль не человека, но целого народа. Пышные вьющиеся волосы собраны в хвост.
Она была не высокого роста, и на фоне Максимуса смотрелась совсем крохой. Красивые руки с детскими пальчиками она сложила ладонями друг к другу под высокой округлой грудью. Мягко, почти царственно она подала мне руку. Я пожала ее. Рахиль грациозно села в кресло и продолжала смотреть на меня испытующе, словно была сюда приглашена специально, чтобы заключить свое мнение.
Максимус смотрел на нее с обожанием, хотя она была холодна. Мы молчали. Очень долго, чтобы мы с ней могли друг друга хорошенько рассмотреть.
— И ты всю жизнь работала помощницей? — вдруг спросила Рахиль.
Голос ее был высокий с неуловимыми обертонами, он тоже приковывал собеседника к ней еще прочнее. Тут Рахиль улыбнулась и я поняла, что полностью готова раствориться в этой женщине, которая была едва ли на пять лет старше меня. Улыбаясь, она хоть и достигла полного сходства с крысой, но стала лишь обаятельнее. Острые белые узкие и длинны зубки прекрасно довершали ее опасный, хищный образ, но улыбка все же оказалась доброй и душевной, проникающей в самое сердце.
— Да, — ответила я не сразу, а только насладившись всеми мелочами в лице и голосе Рахили.
— Прекрасно. Угробила все, что можно, — фыркнула Рахиль, и медленно стала стучать по столу кончиками пальцев.
— Но, простите…
— Ничего страшного, не все потеряно, — отмахнулась она, — Ты думаешь пойти учиться куда-нибудь? Институт высшей школы не в моде сейчас, но я бы советовала тебе идти туда.
Я дернулась. Рахиль говорила безапелляционно, совсем, как Максимус, два Максимуса на мою голову это через чур.
— Я сама знаю, что и когда мне нужно, и терпеть не могу, когда мне указывают, что делать, — обратила я пламенный взор на Максимуса.
Он сделал вид, что ничего не понимает, более того не доволен моей дерзостью. Я вдруг расслабилась и дала унести себя волнам, исходившим от Рахиль. Я поймала себя на том, что сижу, как она, говорю медленно, грудным голосом, смотрю исподлобья, в то время, как она говорила быстро и смотрела на меня прямо.
Рахиль, услышав мои слова, благосклонно улыбнулась и расслабилась, откинулась на спинку кресла и с интересом посмотрела на Максимуса. Тот снова сделал вид, что ничего не происходит и отошел к окну, откуда ему было удобно наблюдать и за нами и за площадью.
