— Позволь мне взять твоего сына. — Попросила молчаливая жена Фелана и сделала несколько неуверенных шагов в мою сторону.
Я не сразу поняла, что женщина обратилась ко мне, когда до меня дошло, чуть все не испортила неуместным откровением: «Какой сын? Нет у меня детей. Я и беременна-то никогда не была». Но вовремя прикусила язык. Мое легкое замешательство женщина истолковала по-своему, потому что сделала еще несколько шагов вперед, пока не наткнулась на грозный предупреждающий рык боевого кота.
— Я не уроню твоего малыша. Обещаю. — Добавила она, протягивая ко мне руки.
Пытаться забрать малыша у тигра напрямую женщина не стала. Видимо побоялась остаться без рук. Но я все равно колебалась. Проще простого нагнуться, подхватить радостно агукающего малыша и передать его жене Фелана, но этой семейке я как-то не доверяла. Мало ли. Вдруг косорукость у них семейное? К тому же если своего родного ребенка они профукали, чужого же угробить им вообще пара пустяков.
— Дорогая сестра. — Нагло нарушил мою задумчивость Еринэль. — Отдай им ребенка. Пусть осмотрят и покончим, наконец, с этим недоразумением. Совершенно незачем торчать здесь всю ночь напролет. Завтра нам всем рано вставать. Впрочем, кажется, уже сегодня.
С этими словами мой так называемый «брат» ловко подхватил радостно гукающего малыша с пушистого тигриного живота и вероломно всучил живой сверток прямо в руки жены Фелана. Я и глазом моргнуть не успела. Дернулась было перехватить, но поздно. Схватила только воздух.
— Предатель. — Презрительно кинула я боевому коту, посмевшему вот так запросто позволить умыкнуть малыша мнимому родственнику.
— Зря ты так с ним. Он не мог напасть на хозяина своего брата. — Тут же вступился за тигра Еринэль.
— А ты, между прочим, ничуть не лучше. После такого с тобой вообще разговаривать не о чем. — Сурово припечатала я среброволосого, но тот ничуть не расстроился.
Видимо, посчитал что молчаливая сестра подходит ему гораздо больше разговорчивой. «Ну и пусть», — окончательно разобиделась я. Он просто не знает как красноречиво может быть женское молчание. Меня тут же посетили две противоречивые идеи. Первая — замолчать до скончания века (или хотя бы на время пребывания в этом мире, так как первое явно не особо выполнимо). Пусть Еринэля раздавит груз запоздалого раскаянья, а по ночам станет сниться мой утраченный голос. Вторая — заболтать его до шума в ушах. Пусть молит о пощаде. Пока выбирала какой из двух казней отдать предпочтение, жена Фелана с размеренной торжественностью жреца, приносящего священную жертву верховному богу, возложила живой сверток перед старушками.
Я тут же переключила свое внимание с среброволосого (который, к слову, никуда не денется и им можно вполне заняться позже) на происходящее и выразила горячее желание поучаствовать в извлечении малыша из тряпок. Тот, кто его пеленал, явно долго тренировался на мумиях. Куда там полуслепым старухам с их старческими, трясущимися, скрюченными артритом пальцами справиться с такой сложной задачей. Но мою помощь твердо отвергли. Зря они так. Я, между прочим, была вполне искренней. Старушки же уперлись как ослицы. Явно подозревали, что я, как лицо заинтересованное в результате осмотра, исхитрюсь совершить подмену в процессе.
«Если бы я могла провернуть такой фокус, не прибегая к пластической операции, — мысленно усмехнулась я. — Зарабатывала бы совсем другие деньги, каталась на яхте, прикупила остров в тропиках и отстроила б знатный дом, а не ютилась бы в хрущёвке». Вокруг не было телепатов и мыслей моих никто прочесть не сумел, а я не спешила их озвучивать. Внутренний голос противно зудел о том, что собравшимся совершенно до лампочки мои слова и никаким, даже самым железобетонным аргументам, местные не поверят. Им нужно было найти виновного в пропаже ребенка Фелана и, кажется, козла (точнее козу) отпущения уже обнаружили. Другую искать заморачиваться не станут.
Трясущимися пальцами старухи принялись извлекать младенца из пеленок. Как ни странно, женщины справлялись быстро, хотя действовали скорее на ощупь. Может, им часто приходилось освидетельствовать младенцев. Что вряд ли. Места здесь глухие: замахаешься по горам прыгать, чтобы малышей в чужие люльки подбрасывать. Скорее всего у бабушек было собственных детей, множество внуков и навык со временем не забылся. Ишь как синхронно у них получается. Будто специально тренировались к показательному выступлению. Что будет, если младенец не оправдает надежд, оказавшись девочкой, малодушно старалась не думать. И без того сердце замерло в груди от волнения: того и гляди совсем остановится. А в горле встал такой колючий ком, будто ежа целиком проглотила и теперь непонятно как с ним следует поступить: проглотить больно и выплюнуть — никак.
«Я всегда говорил, что ты невероятная трусиха, — некстати прорезался Кумивар, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Смешно было рассчитывать на счастливое избавление от назойливых голосов двух эльфийских клинков в собственной голове и, тем не менее, надеялась. — Это великая честь для воина пасть смертью храбрых, защищая ребенка».
«А можно защищать слабых и обездоленных, не расставаясь с жизнью? — Поинтересовалась я у стального любителя суицидов. Легко рассуждать о красоте смерти во имя высшей цели, когда в конечном счете умирать не тебе. Он же стальной. Что ему сделается? Подберет кто-нибудь другой и станет с ним мыкаться. Только я этого уже не увижу. Какая досада. — Если каждый, кто решится встать на защиту детишек малых сыграет в деревянный ящик, спасателей попросту не останется».
«А она права», — встал на мою защиту Джастудай, чем заслужил мое чувство благодарности.
Если Кумивар имел на этот счет какие-то возражения, мы их не услышали.
Слово взяла одна из старейшин.
— Шшин. — Торжественно прошамкала она с таким важным видом, как будто я только что счастливо разрешилась от бремени и подарила какому-то отпрыску древнего славного рода долгожданного наследника мужского пола.
От накатившего облегчения у меня подкосились ноги. Если бы не вовремя подставленный пушистый бок Тиграша, моя пятая точка жестко познакомилась бы с тем, что здесь гордо именуется полом. Оказывается, я невольно задержала дыханье в ожидании приговора и теперь стоило большого груда дышать спокойно, а не как беговая лошадь после призового забега. Кто-то ободряюще похлопал меня по плечу. Лисса заявила, что всегда знала — такими наглыми могут быть только мальчики. Я не совсем поняла в чем именно заключалась наглость младенца, но промолчала. Зачем портить момент?
Но тут оказалось, что старейшинам есть что добавить к сказанному.
— Это — фурия. — Многозначительно сообщила одна из них.
В ее исполнении «фурия» прозвучало как «фуссия», но судя по тому с каким благоговением или удивлением это название подхватили остальные, я догадалась — эти самые «фурии» знакомы всем присутствующим кроме меня. Их то ли побаиваются, то ли сильно уважают. А вот я понятия не имела кто это такие и с чем их едят. От этого стало немного обидно. Тем более что предположительно мой ребенок был произведен на свет именно от фурии. Дожила. Рожаю не пойми от кого. Хотя и гипотетически, что утешает мало.
— А кто это на хрен такие? — Не выдержала, наконец, я.
На меня уставились с таким осуждением, что стало ясно без слов — падать ниже уже некуда.
— В смысле как вы догадались, что малыш именно от фурии? — Запоздало поправилась я.
Положение не очень спасло, но я старалась.
— У него — крылья. — Скрюченный артритом старушечий палец обвинительно ткнул в голопузого малыша.
Малец вел себя на удивление тихо, несмотря на холод, царящий в помещении, опровергнув своим ангельским поведением мое нелицеприятное мнение о карапузах как о вечно кричащих, всем недовольных созданиях.
— У малыша? — На всякий случай уточнила я.
В голове не укладывалось каким образом нормальная женщина физически может произвести на свет крылатого ребенка? У них же еще не придумали кесарево сечение. Или придумали? И на что рассчитывала кукушка-мать, оставляя крылатого сына незнакомцам? Ежу понятно: даже самая темная крестьянка в жизни не поверит в то, что у ее дитяти за ночь вдруг выросли крылья.
