— Тин, — безоблачно улыбнулся Дари. — Князя своего подданные обязаны всегда узнавать. А лошадь у него нельзя без знакомства свистнуть? Это была бы высокая честь для нашего скромного села.
— Я с Дари поеду, — тихо прошептала бруса. — Не надо уводить коня, он хозяина любит.
Подзакусив и напившись травяного взвара, мои любимые заговорщики уехали. Правда, Дари, внезапно расчувствовавшись, вручил мне уздечку. Явно его работы, узорная, с серебряной чеканной отделкой. То ли хотел сделать подарок, то ли таким образом еще раз советовал свести-таки коня. Наверняка второе, но все равно приятно. Я осталась одна, легла, растянувшись в рост, и задумчиво наблюдала за мерцающими звездами.
Хоть одна ночь тишины. Может, для разнообразия вспомнить про логику, наплевав ненадолго на чутье? Вспомнила. И почти сразу начала нервно и торопливо будить князя. Риннарх просыпаться не хотел, мычал и отбрыкивался. Во сне ему было хорошо. Кажется, они все еще пили и болтали, закончив с делами. Интересно: это полноценное общение? Или часть слышат — часть вспоминают… Пойди разберись! Сон — это вам не телефонная связь. А я — не коммутатор. У Риана бы спросить! Но мой странный эльф далеко и дергать его каждый раз — едва ли правильно. Иначе, как шепчет чутье, однажды и не отзовется. Князь снова заворчал и плотнее натянул на голову плащ. Пришлось сходить к ручью за водой и применить крайние меры.
Как он ругался в полудреме!
А как извинялся, проснувшись!
— Милый князь, — начала я. — Девушек я пристроила. Не надо спрашивать, куда, они не в игре, а Лиаса сама проявится. Кстати, она сказала, что у ночного кошмара была свидетельница, некая дама высокого происхождения по имени Эмис, кажется.
Вроде бы невеста твоего братца. Ее привязали к креслу и заставили смотреть.
Хорошенькая будет у девочки семейная жизнь.
— Эмис? Сестра совсем с ума сошла… С этим я разберусь.
— У меня есть буквально один еще вопрос. Ты, часом, не можешь дать знать сыну о делах Карна? Ведь наверняка продумал способ.
— Да, через доверенного человека. Он рыбак.
— Вот я так и полагала. И подумала, что если тебя убивают тут, то…
— Его вызвали? — тихо охнул князь, разом подтвердив мою догадку. Потом покачал головой — Невозможно. Знают про этот способ связи в деталях всего трое. Я, мой друг и гонец.
— То, что известно троим, известно всем, так говорят. Вот и рухнули в очередной раз мои умные планы. Раньше твоего отбытия на охоту дело не могло начаться.
Считай, есть ли еще время?
— Мы тут второй день, плюс переправа — всего четвертые сутки. Ох, как же неудачно… Ну, конечно, поддался ей гонец, после Пирха я и не удивляюсь. Еще ворчал на Лемара, что ему в последнее время всюду заговоры чудятся. Эта змея умеет жалить насмерть и проникать в самые невозможные секреты.
— Где рыбак?
— Места безлюдные, к северу от дельты Карнисы, в стороне от портового города Гирта, дорог крупных нет, не зная и не найти. Отсюда… переправа и там дорогой кривой — опять же самое скорое суток четверо. И от столицы те же четыре дня, если средним ходом. Поздно? — он на глазах сник, свет, лучившийся во взгляде после встречи во сне с пираткой, угас.
— Не думаю. Ты забыл, что рыбак должен дать знать на Архипелаг. Оттуда опять же приплыть — время потребуется. Силье ничего про тревогу не говорила?
— Нет. У них все спокойно, сына определили учить парусное вооружение. Он при адмирале назвал кливер кривым полотнищем, — усмехнулся князь, дурные предчувствия чуть отпустили его. — Был бит тяжелой вельможной рукой Кормчего.
— Окаянные галопом носятся редко. Заметными быть не захотят, поостерегутся.
Видно, судьбе угодно меня с твоей любительницей красных вин познакомить. Дорогу я найду, не переживай. Окаянные меня не видят, но я-то их — прекрасно. Вот и приведут, куда надо. Все одно: теперь, если придуманное правда, только догонять.
— Правда. — Он не обольщался. — Очень в духе сестры. Даже странно, что я сразу не подумал о таком развитии событий. Увы, я тебе едва ли хороший попутчик, как это ни больно признать. Все сразу обнаружится, а там помощи не собрать. Да и во дворце теперь надо быть срочно, пока о смерти не объявлено. Возьмешь хоть коня?
Егерь старший стоящий человек, он проводит.
— Коня возьму, самого неприметного. А человека — нет. Пусть спят, так вернее. И помни, я ничего не могу обещать. Ни успеха, ни большой надежды. Если будет бой, от моего дара пользы немного. Но я постараюсь.
— Если кто опознает рыжего, скажи, подарил вельможный Тринн за услуги врачевания.
От Борза многие избавлялись, он несколько своенравен. Но я надеюсь, вы поладите.
И береги себя.
— Спасибо, — вот уже второй человек желает мне этого. К чему бы? Пора прощаться, а значит, хватит «тыкать» князю — И еще, знайте, ваша светлость, — моего лица вы при встрече не вспомните, как и ваши спутники. Так будет лучше. И если сочтете меня врагом или шпионкой, потом не вините себя. Это издержки нашего внезапного заговора. И… берегите себя.
Он грустно кивнул, усмехнулся возвращенному пожеланию и пошел седлать коня.
Спустя несколько минут рыжий Борз уже нес меня мощным махом к озерному берегу.
Наири каждый день радовался, что дорога на восток досталась ему. Не по женским силам она. А по его милости Тин и так досталось. Шутка ли, с того света вернула…
Болота к западу от домика Риана уже на второй день сменились невозможно странными местами — голые каменные гривки тут и там рыбьими спинами выплескивались из блеклой темной воды. А между ними глубина порой была такой, что обладающему чутьем арагу становилось не по себе. Его беспокойство вполне разделяли и кони. Самым жутким впечатлением утомительного и медленного продвижения вброд-вплавь от камня к камню стала вязкая тишина, в которой без всплеска и эха гасли все живые звуки. Мир вокруг словно вымер — ни птиц, ни рыб, ни зверей. Какое там! Комары исчезли. Древнее зло запирало долину впереди, перекрывая воде привычную дорогу, и мертвая печать его дымилась незримым тлением, разъедая саму основу мира. Даже дозоры Карна не бывали здесь, ощущая страшную давящую нагрузку проклятия. Кони неохотно ступали в воду, пропитанную злом.
Наири усмехнулся, вспоминая свое намерение бежать из рабства и пройти тут.
Наивный!
За два дня араг вымотался вконец, он ни минуты не спал и трясся в лихорадочном ознобе сырости, тревоги и спешки. Чутье уверенно твердило — отсюда нельзя выбраться, если хоть раз остановишься.
На закате третьего дня впереди встала стена густого смертного мрака, и Наири принял к югу, обходя древнюю печать первого адепта. Спускаться по козьим тропам с двумя конями оказалось непросто, но тут уже чуялся степной горячий ветер, он пел в ухо о свободе, просторе и солнце.
